Пол Мелкоу - Десять сигм и другие невероятные истории

Остатки феромонов ушли на отчаянный крик о помощи.

— В аэрокар! — бросил Лето.

Резкая боль пронзила шею, и я рухнула на землю; мышцы свело судорогой. На крыше дома я заметила Мануэля с коробочкой интерфейса в руке.

Малькольм Лето выхватил пистолет и обернулся.

Что-то пролетело надо мной, и Лето, вскрикнув, выронил оружие. Я с трудом поднялась и на негнущихся ногах бросилась к лесу. Потом кто-то подхватил меня, и вдруг я оказалась среди родных запахов и мыслей.

Уткнувшись лицом в грудь Строма и стискивая его ладони, я глазами других — глазами Мойры! — видела, как Лето забрался в аэрокар и включил двигатели.

Далеко ему не улететь.

Мы подкрутили регулятор подами водорода.

И настроили навигатор на возвращение в исходную точку.

Спасибо, что пришли. Простите меня.

Я чувствовала себя грязной, пустой. С трудом подбирая слова, я рассказала обо всем — о том, что я натворила, о своих глупых мыслях. Мне казалось, что я заслуживаю лишь гнева и презрения. Они бросят меня тут, возле дома в лесу.

Ну нисколечко не поумнела, сокрушенно вздохнула Мойра. Стром дотронулся до чувствительного разъема интерфейса на моей шее. Все в прошлом, Меда.

Консенсус был похож на сок свежих фруктов, на свет далеких звезд. Все в прошлом.

Взявшись за руки, мы возвращались на ферму, рассказывая обо всем, что случилось в тот день.

Я — сила.

Я не такой умный, как Мойра. Я не умею так гладко выражать свои мысли, как Меда. Я несилен в математике, как Кванта, и у меня не такие ловкие руки, как у Мануэля. Мой мир не состоит из переплетения силовых полей, как у Болы.

Может показаться, что мне ближе всего Мануэль — из-за его ловких и проворных рук. Но у него острый ум и великолепная память. Для него все происходящее — это обычная информация, которую он запоминает и хранит для нас.

Нет, мне ближе всего Мойра. Может, потому что у нее есть все, чего нет у меня. По-моему, она такая же красивая, как Меда. Даже одиночкой Мойра была бы не похожа на других. А без меня кластер, наверное, ничего бы не потерял. Если я исчезну, кластер останется Аполло Пападопулосом и точно так же будет готовиться к карьере космического пилота, для чего мы и созданы. Каждый из нас — индивидуальность, и у меня собственные мысли, но вместе мы становимся чем-то другим, более совершенным, хотя мой вклад тут несравнимо меньше вклада остальных.

Когда мне в голову приходят такие мысли, я стараюсь спрятать их. Бола испытующе смотрит на меня. Неужели он почувствовал мое отчаяние? Я улыбаюсь, надеясь, что ему не преодолеть возведенные мной барьеры. Потом протягиваю руку, и когда наши сенсорные подушечки соприкасаются, посылаю детские воспоминания о Мойре и Меде. Они смеются, взявшись за руки. Им три или четыре года — уже после нашего объединения в кластер, но еще в яслях, до начала третьей ступени. Их темно-рыжие волосы топорщатся забавными кудряшками. У Мойры ободранная коленка, и она улыбается не так широко, как Меда. В воспоминаниях далекого прошлого Меда протягивает руку Боле, который касается Мануэля, а тот, в свою очередь, берет за руку Кванту, которая тянется ко мне. Мы ощущаем радость Меды, заметившей скачущую по лугу белку, и досаду Мойры, умудрившейся упасть и спугнуть зверька. Здесь, на горе, все забывают о консенсусе, ловя воспоминания.

Мойра улыбается, но Меда возвращает нас к действительности:

— Пора заняться делом, Стром.

Она права, и я это понимаю. Лицо заливает краска стыда, и я чувствую, как мое смущение разливается в воздухе, проникая под капюшоны парок.

Мы где-то в Скалистых горах. Наставники высадили нас из аэрокара у границы леса и дали задание: выжить в течение пяти дней. И больше никакой информации. С собой у нас только вещи, которые мы успели собрать за те полчаса, что нам дали на сборы.

Семь недель нас вместе с одноклассниками обучали методам выживания — в пустыне, в лесу, в джунглях. Хотя в космосе нам вряд ли придется иметь дело с такими природными условиями. Там вообще неприменимо понятие климата — только губительный для человека вакуум. Но нас все равно учили искусству выживания.

На первом занятии наш преподаватель Тесей подошел и громким голосом выдал целый залп инструкций. Он был дуэтом, простейшей формой кластера, объединяющей двух человек.

— Вас научат думать! — выкрикнул Тесей, стоявший слева.

— Вас научат приспосабливаться к незнакомой окружающей среде, действовать в новых, экстремальных условиях! — подхватил Тесей справа.

— Вы не знаете, с чем вам придется иметь дело!

— Вы не знаете, что поможет выжить, а что вас убьет!

После двух недель теоретических занятий нас стали вывозить на местность, каждый раз в новые условия, и мы получали практические навыки выживания. Но Тесей всегда был рядом. Теперь же, на последней неделе курса, ученики остались на горе одни.

— Аполло Пападопулос! Выживание на холоде! Двадцать килограммов на каждого! Вперед! — пролаял один из Тесеев, появившись на пороге нашей комнаты.

Хорошо еще, что в шкафу спальни нашлись парки. И непромокаемая палатка. У Хейгара Джулиана под рукой оказались лишь тонкие брезентовые плащи, без всякого утеплителя. Им придется несладко.

Двадцать килограммов — это совсем не много. Сам я беру шестьдесят, а остальные распределены между членами кластера. В аэрокаре мы замечаем, что Хейгар Джулиан и Эллиот О'Тул разделили тяжесть поровну — они не нагружают свои сильные звенья.

Стром! — снова зовет меня Меда, и я отдергиваю руки от Мануэля и Кванты, хотя они по-прежнему могут чувствовать исходящие от меня феромоны смущения.

Я не в состоянии остановить химические доказательства своей досады, плывущие в холодном воздухе. Я снова ищу свое место в консенсусе, изо всех сил стараясь сосредоточиться, слиться с остальным кластером. Вместе мы можем все.

Химические мысли передавались по кругу, от руки к руке, по часовой и против часовой стрелки — предложения, списки, запоздалые размышления. Некоторые мысли указывали на автора: сразу становилось ясно, что именно Бола заметил повышение температуры и усиление ветра. Значит, в первую очередь нужно ставить палатку и разводить костер. Мы достигли консенсуса.

До темноты нужно соорудить укрытие. До темноты нужно развести огонь. До темноты нужно пообедать. Кроме того, требуется выкопать яму под туалет.

Список неотложных дел передается от одного к другому. Мы достигаем согласия по каждому пункту, причем быстрее, чем я успеваю их обдумать. Конечно, я вношу посильный вклад, но больше полагаюсь на остальных. Ведь я — это кластер.

Руки замерзли — пришлось снять перчатки, чтобы думать. В студеном воздухе Скалистых гор наши эмоции — феромоны, дополняющие химические мысли, — похожи на молнии, хотя иногда ветер уносит их прочь еще до того, как успеваешь что-то почувствовать. Трудно думать, когда перчатки скрывают сенсорные подушечки на ладонях, а нос и шейные железы укутаны мехом парок. Словно работаешь в одиночку — каждый выполняет свое задание, прежде чем, сбросив перчатки, объединиться с остальными для поиска консенсуса.