Дуглас Хилл - Охотник

Финн стал особенно внимательным, когда Медведь заговорил о слабостях Рабовладельцев.

- В их тощих руках и ногах почти нет силы, - грохотал Медведь, - и в шее тоже.

Финн мрачно кивнул. Он и сам знал об этом.

- Но их тела... ничто не может пробить эту броню. Ни клинок, ни даже огненное копье.

Финн пожал плечами.

- Какое это имеет значение, если их можно убивать по-другому?

- Не очень большое, - согласился с ним Медведь. - Но просто любопытно. Ты сам знаешь, на что похожи изнутри крылатые шпионы. Что, если Рабовладельцы выглядят так же?

- Ты хочешь сказать, машины... - спросил Финн, вспомнив металлический блеск внутренностей крылатого существа, которое он сбил.

- Ага. Или отчасти, во всяком случае, - Медведь задумчиво подергал бороду. - Несли они... если их как-то сделать, как они делают крылатых шпионов... то кто или что сделало их?

Да, это вопрос, подумал Финн. Но еще он подумал, слегка задрожав, несмотря на тепло костра, что не хотел бы он узнавать ответ на этот вопрос.

В течение нескольких следующих дней пути и ночных разговоров, Финн продолжал слушать и познавать. Медведь особенно любил рассказывать о своих приключениях с тех пор, как он удрал из Центра Рабовладельцев и вел свою одинокую войну против чужаков. Но он всегда был готов вставить в рассказы побольше фактов и подробностей, которых жаждал Финн.

- Вот что еще забавно у Рабовладельцев, - сказал он как-то вечером. У них нет воображения. Они, конечно, сообразительны, сообразительнее людей, вне всякого сомнения. Но их мозги всегда работали по прямой, шаг за шагом. И это их делало весьма уязвимыми в отношении людей, вроде нас с тобой.

- Каким образом? - с интересом спросил Финн.

- Потому, что они не могут предвидеть, что мы сделаем, или почему. Я сам убил Рабовладельца и удрал. Вышел другой Рабовладелец и увидел мертвого. Он не смог понять, кто или что убило его. Он огляделся, не увидел никого, просто повернулся и ушел домой. Никакого воображения, глубокий басистый смешок выкатился из могучей груди. - Чтобы перемудрить их, какими сообразительными они могут быть, нужно лишь воспользоваться своим воображением. Делать что-то слегка безумное, чуточку невиданное, и они не поймут, кто их убьет.

Так шли дни, полные тяжкого пути и ночи, полные разговоров. В ходе их Финн начал сознавать, что происходит нечто необычное.

Финн и Медведь были настолько различными, насколько могут быть различными два индивидуума. Их свел вместе случай, и остаются они вместе по почти непреднамеренному и, видимо, временному соглашению. В других обстоятельствах они могли бы стать смертельными врагами. Но каким-то образом в течение этих дней и ночей между ними образовались какие-то узы. Что-то большее, чем просто чувства попутчиков, большее, чем просто товарищеские отношения. Как ни странно, они становились друзьями.

Если бы его спросили. Финн мог бы сказать, что в его жизни нет места дружбе. Свирепая, стальная решимость, которая овладела им, потерявшим Джошуа и Джену, решимость, ставшая более холодной и твердой во время мрачной погони, полностью захватила его. Оцепенение, поразившее его, когда Медведь открыл, что происходит с юными девушками, попавшими к Рабовладельцам, все еще отражалось в его глазах и накладывало отпечаток отчужденности, которого раньше не было.

В то время Финн был молодым человеком, который оказался один-одинешенек в мире, которого почти не знал, столкнулся с врагами, которых знал еще меньше и нес на себе тяжелую ношу боли, горести и утраты. Сам того не сознавая, он очень нуждался в друге. И Медведь, Брат по крови или нет, идеально подходил для этой роли. Их растущая близость стала особенно очевидной Финну, а может быть, и Медведю на пятую ночь их совместного путешествия. Медведь вспомнил о днях своей молодости, и Финн внезапно спросил его, откуда взялось его имя, и что оно, собственно, означает.

Медведь подергал себя за бороду, неуверенно поерзал и попытался сменить тему. Но Финн, заинтересованный, нажал на него.

- Да, глупая это история, - пробормотал Медведь. - Наверное, ты будешь смеяться до колик.

- Я не буду смеяться, - пообещал Финн.

Медведь взял палочку, наклонился и написал на земле "МЕДВЕДЬ".

- Ты читаешь? - спросил он.

- Немного, - ответил Финн. - У Джошуа было несколько книг Забытого Времени и он чуть-чуть научил меня.

Медведь хмыкнул:

- Похоже, отличный парень твой папа. Нашему миру нужны такие, как он. А я никогда не учился читать. Братья по крови не умеют. Но иногда Рабовладельцы выкапывают старые книги и вещи и я украл несколько штук, прежде, чем Братья по крови пустили их на растопку. Выучил я несколько букв, и как писать свое имя.

- Так что же твое имя? - настаивал Финн.

Порывистый вздох.

- Видишь ли. Братья по крови сами дают свои имена малышам. Большей частью по их облику и поступкам, и чаще всего не очень-то изящные. Я знавал одного по имени Рваное Брюхо, и Редкозубого знал, такая вот ерунда. Со мной тоже, - он уныло почесал бороду. - Ты уже заметил, что я довольно-таки волосатый. А когда я был моложе, я был еще большего желтого цвета, чем теперь. Все другие смеялись, пока я не вырос и не начал бить им морды. И все же имя мне дали из-за этих желтых волос. Только когда я стал старше, я укоротил его и получилось: Медведь.

- Так все-таки, какое же имя было? - не отступал Финн.

- Если хочешь знать, - проворчал Медведь, - меня звали Медвяноголовый.

Довольно долгое время Финн честно смотрел на Медведя и на его лице ничего не было написано. Но постепенно его лицо побагровело, зубы сжимались все крепче, и он уже не мог сдерживать странную дрожь, сотрясавшую все его тело. Наконец, он уже не смог сдержаться. Финн взорвался заразительным смехом.

- Медвяноголовый! - задохнулся он и хохотал, пока слезы не полились из глаз, а ребра не заболели, как переломанные.

А потом засмеялся и Медведь, его бас словно исходил из большого барабана. Лесные зверюшки застыли в изумлении, наблюдая из темноты, как двое людей катались по земле, ухватившись за бока, а девственный лес вторил незнакомому звуку смеха.

Наконец, хохот начал стихать. Финн судорожно старался взять себя в руки, а громкий смех Медведя перешел в звучный хохот.

- Сынок, - сказал Медведь наконец. - Мне было бы очень приятно, если бы все, что я тебе рассказал, исчезло из твоей памяти.

- Я постараюсь, - отвечал Финн, все еще сдавленным голосом. - Или я размозжу себе башку.

- Да, смех помогает при таких страданиях, как у тебя, - пророкотал Медведь. - И я думаю - тебе нужно было такое лекарство, как раз сейчас.

Он был совершенно прав, думал про себя Финн следующей ночью. Вспышка веселья, казалось, смягчила тени, уменьшила внутреннее напряжение. Боль и чувство утраты все так же оставались с ним, как и его свирепая решимость. Но они больше не висели на нем непосильной ношей, не угрожали вытянуть из него всю душу и сердце и превратить его лишь в холодную, горестную и пустую скорлупу, идущую к своей цели, как машина. Или, подумал он мрачно, как подобие Рабовладельцев.