Вашингтон Ирвинг - И грянул гром… (Том 4-й дополнительный)

И тем не менее мне наша жизнь нравилась. Доктор Льюис обращался с нами как со студентами, читал нам лекции, проводил опросы, рекомендовал литературу. Он проявил себя хорошим учителем и незаурядным ученым, и мы его любили. Каждому из нас он дал полное представление обо всех этапах работы, Я начал с картографических съемок на поверхности, затем гнул хребет с бурильщиками, которые прогрызали базальт до коренных гранитов в тысячах футов под нами. Наконец, я занимался гравиметрическими и сейсмическими измерениями. Дух товарищества царил в нашей среде; мы понимали, что геофизическим экспедиционным навыкам, какие мы получаем изо дня в день, буквально нет цены. Для себя я решил, что после войны буду готовить диссертацию по геофизике. Разумеется, под руководством доктора Льюиса.

В 1944 году, к началу лета, полевые работы закончились. Бурильщики отбыли восвояси. Мы упаковали тонны керна, ящики гравиметрических таблиц и рулоны снятых с сейсмографов лент — все это теперь перекочевывало в лабораторию доктора Льюиса в Средне-западном университете. Там нам предстояли новые месяцы бесценной тренировки — полученные нами данные следовало превратить в связку геофизических карт. Собирались мы лихорадочно, только и разговоров было, что на днях мы снова увидим девушек и организуем вечеринку. Но тут армейское начальство распорядилось, чтобы часть отряда продолжила полевые изыскания. Доктор Льюис формально подчинился распоряжению, но оставил всего-то одного человека, и выбор пал на меня.

Я чувствовал себя уязвленным в самое сердце. Словно меня ни за что ни про что исключили из университета. На мой взгляд, он обошелся со мной жестоко и бессердечно.

— Раз в день садитесь в машину и катайтесь по окрестностям со счетчиком Гейгера, — сказал мне Льюис. — А потом сидите себе в конторе и отвечайте на телефонные звонки…

— А если начальство позвонит в мое отсутствие? — мрачно осведомился я.

— Наймите секретаря, — ответил он. — Это вам разрешается.

И они уехали, оставив меня в звании начальника партии, но без подчиненных, бросив меня на растерзание враждебно настроенным туземцам. Я пришел к выводу, что ненавижу полковника Льюиса лютой ненавистью и жажду случая, чтобы ему отомстить. Несколько дней спустя старый Дейв Джентри подсказал мне, как это сделать.

Дейв был худой, иссохший старик с седыми усами; столовался я теперь там же, где и жители Баркера, и мне досталось место с ним рядом. Каждая трапеза оборачивалась для меня пыткой. Я поневоле слышал ехидные реплики, что вот иные молодые люди прячутся за чужие спины, не желают воевать и только зря переводят деньги налогоплательщиков. Однажды за ужином я не выдержал, швырнул вилку в недоеденные бобы и встал.

— Армия прислала меня сюда, и армия не выпускает меня отсюда, — заявил я старикам и старухам, сидящим вокруг стола. — Мне тоже хотелось бы отправиться за моря и резать самураям глотки, защищая вас и отечество. Честное слово, хотелось бы! Чем брюзжать, лучше взяли бы и написали петицию своему конгрессмену…

Чеканя шаг, я вышел из-за стола на веранду. В душе моей клокотало негодование. Старый Дейв вышел вслед за мной.

— Не горячись, сынок, — сказал он. — Они сердятся на правительство, а вовсе не на тебя. Но до правительства как до звезд, а до тебя рукой подать…

— Добро бы рукой, а то плеткой, — отозвался я с горечью.

— На то есть свои причины, — заметил Дейв. — Уж если искать исчезнувшие сокровища, то совсем не так, как за это принялись вы. Ну и кроме того, «Рудник полоумного малыша» вообще не про вас, это наша собственность. Наша, жителей Баркера.

Ему перевалило за семьдесят, он присматривал за лошадьми на постоялом дворе. Носил он потертый жилет нараспашку, выцветшие подтяжки и серую фланелевую рубаху, и никому бы в голову не пришло заподозрить в нем мудреца. Но он был мудрец.

— Края тут необъятные, необжитые, пустынные, — продолжал он, — людям тут нелегко. Вот в каждом поселке и рассказывают об исчезнувшем руднике или о заброшенном тайнике с золотом. Ищут их одни несмышленые дети. Для взрослых, для большинства, довольно знать, что сокровища где-то рядом. Это помогает им выжить в наших местах…

— Понимаю, — откликнулся я. Что-то такое, незваное и странное шевельнулось в самой глубине моего сознания.

— А у нас в Баркере своего исчезнувшего рудника не было, — произнес Дейв. — Завелся каких-то тринадцать лет назад. И, понятно, людям вовсе не по вкусу, что вы хотите отобрать его у них грубой силой, да еще так скоро…

— Нам прекрасно известно, что никакого рудника здесь нет, — сказал я. — Мы докажем, что его нет, вот и все.

— Если бы вы могли это доказать, — ответил Дейв, — было бы еще хуже. Да только ничего вы не можете. Мы сами видели руду, держали ее в руках. Это был кварц, насквозь проросший чешуйками и жилками золота. И мальчишка добрался до него из дому пешком. Залежь должна быть где-то здесь, совсем близко!.

Он взметнул руку в ту сторону, где мы и вели поиски. Над равниной нависли прозрачные сумерки, и я, к собственному своему изумлению, вдруг понял, что во мне просыпается интерес к его словам. Полковник Льюис непрестанно втолковывал нам, чтобы мы не слишком-то верили в эти россказни. И если кто-нибудь из наших вспоминал про них, то я сам первым принимался его высмеивать, и обычно мы хором предлагали бедолаге обойти район с магическим ивовым прутиком. Мы свято верили, что никакой жилы здесь нет и никогда не было. Но теперь я остался один и к тому же сам себе начальник…

Дейв и я, не сговариваясь, оперлись одной ногой на нижнюю перекладину перил; не сговариваясь, опустили руки и положили их на колено. Дейв выплюнул табачную жвачку и поведал мне историю Оуэна Прайса.

— Он всегда был тронутый, — говорил Дейв, — Сдается мне, перечитал все книжки, какие нашлись в поселке. Натура у него, у малыша, была неугомонная…

Я не фольклорист, но даже я без труда видел, что к рассказу уже примешались крупицы вымысла. К примеру, Дейв уверял, что рубаха на мальчишке была порвана в клочья, а на спине у него виднелись кровавые борозды.

— Словно кугуар его когтями полоснул, — говорил Дейв. — Но какие здесь в пустыне кугуары! Мы пошли назад по следам малыша и шли, пока не сбились, — он так петлял, что вконец нас запутал, — но ни одного отпечатка звериной лапы мы не видали… Я мог бы, конечно, выкинуть эту чепуху из головы, и все же история захватила меня. Может, виной тому была неспешная, уверенная манера рассказчика, может, обманчивые сумерки, а может, мое уязвленное самолюбие. Но мне подумалось, что в крупных лавовых полях подчас встречаются разрывы и на поверхность выдавливаются огромные глыбы исконных пород. А что, если такой же выброс случился где-нибудь поблизости? Выброс, вероятно, невелик, футов двести-триста в поперечнике, и наши буровые нечаянно миновали его, а там полным-полно урана. Обнаружь я его — полковник Льюис стал бы всеобщим посмешищем. Самые основы геологии оказались бы подорванными. И это сделал бы я, Дьюард Кемпбелл, я, которого отвергли, которым пренебрегли. Весь мой здравый смысл восставал против таких нелепых выдумок, но какая-то бестия, прячущаяся в глубинах сознания, уже принялась сочинять злорадное письмо полковнику Льюису, и это занятие мне понравилось.