Станислав Лем - Облако Магеллана

Среди нас находился астрофизик, только что окончивший дежурство. Он сказал, что, судя по анализам, мы движемся в полосе молекулярного кислорода. Это всех очень удивило, так как в мировом пространстве скоплений свободного кислорода не бывает.

– Астрогаторы предполагают, – сказал астрофизик, – что мы вошли в хвост какой-то необычайной кометы, и хотят потратить некоторое время на ее исследование.

Весь следующий день, ночь и еще один день мы гнались за убегающей от нас, все еще невидимой головой кометы. И только на третью ночь, снова очень поздно, во всех рупорах раздался голос Трегуба, сообщавшего, что главный телетактор обнаружил голову кометы на расстоянии девятнадцати миллионов километров от нас.

Начались паломничества в обсерваторию. Вечером диаметр кометы уже можно было измерить: он не превышал километра. Астрогаторы сочли, что мы уделяем проблеме кометы слишком много времени: она, несомненно, важна для астрофизиков, но противоречит главной цели полета, а потому мы должны вернуться на прежний курс. Однако астрофизики выпросили еще одну ночь погони за кометой. Приняв во внимание малую «населенность» пространства в этой области, мы увеличили скорость до девятисот пятидесяти километров в секунду, и корабль, окруженный ярким сверканием кислорода, помчался вслед за головой кометы. В пять часов утра в рупорах заговорил Трегуб, и с первыми же его словами все сердца сильно забились.

– Говорит центральная обсерватория «Геи». Предполагаемая голова кометы не космическое тело, а искусственное сооружение, похожее на наш звездолет.

Трудно описать возбуждение, воцарившееся на всех ярусах. В обеих обсерваториях началась такая давка, что астрофизикам пришлось попросить любопытных уйти, так как они мешали работать. Тогда все, вооружившись какими только могли наблюдательными инструментами, собрались в передней части галереи по левому борту, откуда уже простым глазом можно было увидеть неясное пятнышко, медленно ползущее по неподвижному звездному фону.

Когда разделявшее нас расстояние уменьшилось до тысячи километров, «Гея» направила антенны в сторону неизвестного корабля и во всю силу своих мощных передатчиков послала ему позывные. Предвидя, что неизвестные существа могут не понять нас, мы беспрерывно посылали им соотношения пифагоровых треугольников и другие простые математические формулы, но ответа не было. Направленные на корабль приемники молчали. Тогда мы начали сигнализировать светом.

Наконец около полудня совет астрогаторов решил выслать легкую разведочную ракету, без людей, с одними автоматами. Еще через четыре часа двести человек, столпившись на верхней галерее ракетной площадки, смотрели с высоты, как краны передвигают округлую, четырнадцатитонную сигару на взлетные рельсы, а в ее недра входят матово поблескивающие панцирями автоматы.

Мы перешли на звездную галерею, чтобы оттуда следить за дальнейшими событиями. К сожалению, видно было немногое, так как наблюдениям мешали ослепительно пылающие парные солнца Центавра. Струя разреженного кислорода больше не светилась, так как все наши двигатели были выключены и мы превратились в спутник Красного Карлика. Поль Борель любезно предоставил мне подзорную трубку со стократным приближением. Установив ее в переднем углу галереи, шурясь от невыносимо яркого света, я увидел, как разведочная ракета, мигая бледными языками атомного горючего, разрезает мрак. Наконец она подошла к кораблю так близко, что слилась с ним в одно пятнышко. Огонь ее выхлопов погас – очевидно, она затормозила. Передатчики ракеты были соединены непосредственно с сетью рупоров «Геи», так что каждое высланное автоматами донесение приходило к нам немедленно. Первое из них, высланное через одиннадцать минут после отлета ракеты, гласило:

«Неизвестный корабль поврежден».

«Пытаемся войти в корабль, не нарушая оболочки».

Потом наступило молчание. Астрогаторы посылали запросы, но ответа не было, сердца у нас начали тревожно сжиматься, но вдруг мы услышали только одно слово: «Возвращаемся» – и тотчас же увидели вспышки заработавшего двигателя.

Ракета выполнила обычный маневр, подошла под входной шлюз и, втянутая магнитным полем, очутилась на первом ярусе ракетной площадки.

Мы снова спустились на лифтах. Двойные клапаны шлюза открылись, ракета высунула нос, замерла и, притянутая стальной рукой крана, начала подниматься, показывая весь свой корпус. Механоавтоматы отвинтили болты выходного клапана со всех четырех сторон сразу, и настало мертвое молчание, в котором слышалась работа еще не выключенного радиопульсатора ракеты. Под нею остановилось несколько человек: астрогаторы, физики, обслуживающие площадку инженеры. В открытой дверке появились первые автоматы, съехали на платформу. Гротриан задал им какой-то вопрос; ответа мы не расслышали, но услышали возглас, вырвавшийся у стоявших. Несколько голосов, в свою очередь, крикнуло сверху:

– Что они говорят?

Гротриан поднял внезапно побледневшее лицо.

– Они говорят, что там есть люди.

Через полчаса зкипаж «Геи», собравшись на ракетной площадке, смотрел, как Ланселот Гротриан, его помощник Петр с Ганимеда, Тембхара, инженеры Трелоар и Утеневт и историк Тер Хаар входят по трапу в поставленную на рельсы ракету.

Другую ракету, грузовую, с инструментами и автоматами, должен был вести один пилот Амета, но в последнюю минуту было решено, что в экспедиции может понадобиться врач, и выбор пал на меня.

Внутри ракеты было тесно. Едва я улегся рядом с пилотом и затянул ремни, как послышался сигнал, контрольные лампочки на управлении вспыхнули, и ракета, сдвинутая стальной лапой, спустилась в тоннель. Что-то загремело. Я почувствовал, что мое тело стало тяжелее. В круглом окошке перед головой Аметы зачернело небо. Мы летели.

Через некоторое время я приподнялся на локтях, но увидел только изогнутые назад, трепещущие языки пламени, льющиеся с носа: мы тормозили.

Я взглянул выше, и вдруг перед моими глазами возник неизвестный корабль.

Он был веретенообразный, одинаново заостренный с обоих концов. На середине его корпуса вдруг заблестела далекая звезда. Я думал, что он прозрачен, но тотчас же понял ошибку. Это был вовсе не звездолет, а что-то вроде примитивного искусственного спутника. То, что я принял за заостренный корпус, было в действительности видимым в ракурсе кольцом.

Неизвестный корабль рос быстро, словно раздуваясь на глазах. Это обычная для космической пустоты иллюзия; именно так выглядит приближающаяся цель полета. Амета снова включил тормоза и сделал поворот. Корабль проплыл внизу, под нами. Похожий на плоское колесо со спицами и приплюснутой ступицей, он медленно вращался, и трубки его спиц лениво передвигались на черном фоне глубин, словно перемалывая звезды. В центре возвышалась летная площадка, поддерживаемая решетчатой башней. Мы кружились, а первая ракета уже спускалась туда. Она не остановилась на площадке, но спустилась ниже, ритмично мигая пламенем двигателей, подогнала свое движение к движению кольцевого края спутника, повисла над ним, а потом, выбросив из носовой дюзы короткое пламя, выдвинула магнитные причалы и прикрепилась ими к краю спутника там, где на его поверхности темнело неправильное пятно.