Уильям Форстен - Роковая молния

— Итак, город пал? — начал разговор карфагенянин, пропуская обычный ритуал приветствия и переходя сразу к деловой части.

Элазар, его ближайший друг и переводчик, следом за Гамилькаром спустившийся через люк, быстро перевел вопрос.

— Это случилось позавчера, — ответил Буллфинч. — Но мы обсудим это потом. Не хотите ли вы сначала поесть или выпить?

— Я хочу сначала получить ответы на свои вопросы, а потом выпить, — резко произнес Гамилькар.

Буллфинч кивнул в ожидании расспросов.

— По всей реке, как и здесь, мерки ни разу не выстрелили в нас. Они просто стоят и наблюдают.

Гамилькар смотрел на Буллфинча, ожидая окончания перевода. Адмирал хранил молчание.

— И потом барабаны — мы услышали их еще до того, как вошли в реку. Карфагенянин замолчал, и в подтверждение его слов через открытый порт донесся рокот, повторявший ритм биения сердца.

— Я подозреваю, что произошло нечто важное, но не знаю, что именно. Но я достаточно хорошо изучил вашего Кина и, думаю, он не стал бы так смиренно уходить со своей земли, не подготовив достойного ответа. Скажите мне, что случилось.

— Убит кар-карт мерков, — спокойно произнес Буллфинч.

Пораженный Гамилькар отвел взгляд. Джубади мертв. Он не испытывал любви к этому правителю, просто трудно было представить, что кар-карт, обладающий почти неограниченной властью, так же смертен, как и все остальные. Кроме того, карфагенянин подумал о чудовищных последствиях этого события.

— Как это произошло? — почти шепотом спросил он.

— Снайпер. Его застрелил бывший любимчик Тамуки Юрий.

Переводчик запнулся на слове «снайпер». Буллфинч заметил его затруднения и подробно объяснил, на что способна уитвортовская винтовка, как Юрий принял предложение Эндрю и как орда приостановила наступление после смерти кар-карта. Лицо Гамилькара исказилось от гнева, он опустил голову. Переполнявшие его чувства проявились в той боли, которая прозвучала в его вопросе:

— Ты понимаешь, чем все это грозит моим людям? — прошипел он.

— Думаю, да, сэр, — ответил Буллфинч, все еще стоя по стойке «смирно».

— Нет, ты не можешь этого понять, — продолжал Гамилькар. — Тебе никогда не доводилось видеть убойных ям и погребального костра кар-карта.

Буллфинч промолчал.

— А Кин знал, к чему это приведет?

— Я не могу отвечать за полковника, сэр.

— Если он знал, что убийство на тридцать дней остановит орду, то должен был знать и все остальное, — предположил Элазар.

Гамилькар кивнул. Затем он отвернулся и подошел к орудийному порту. В подступающих сумерках с трудом угадывались стены Суздаля. Ни в городе, ни на окрестных холмах не было видно огней. Только барабаны продолжали неумолчный стук… Когда они умолкнут, прервется жизнь всех пленников до единого.

— Это очень печально, — произнес Буллфинч, подойдя к Гамилькару. — Но ваши люди были обречены на смерть уже в тот момент, когда были захвачены в плен. Всем им грозила смерть рано или поздно.

— Тебе легко говорить, — прошептал Гамилькар, обернувшись к офицеру. — Год назад пропала моя жена, и вполне вероятно, она тоже в плену у мерков. Возможно, впрочем, что она давно погибла, и я молю Баалка, чтобы так и было. Но она могла остаться в живых и сейчас обречена слушать гул барабанов, зная, что это означает. Поверь мне, янки, всем людям в этом мире известно, что значит такой барабанный бой, что последует за смертью кар-карта от рук скота.

— Мне очень жаль, сэр. Я не знал.

— Кин знал.

Гамилькар смотрел в лицо Буллфинча, не в силах продолжать из-за душившего его гнева.

— Сожалею, сэр. Я бы хотел, чтобы нашелся другой выход.

— Твои сожаления ничего не изменят. Если бы вы здесь не появились, наша жизнь текла бы по-старому. Мерки весной ушли бы на запад. Двое из десяти моих людей погибли бы, но остальные продолжали бы жить в мире еще двадцать лет. А сколько людей погибло в войнах, которые развязали вы, проклятые янки? Я слышал, половина русских! А теперь они лишились и своей страны.

— Но они сохранили свою свободу, — возразил Буллфинч, но в словах его не было убежденности. Гамилькар презрительно фыркнул:

— Слабое утешение. Особенно если вспомнить, что вскоре мерки двинутся вперед и их будет вести чувство мести. Они сметут вас с пути, как ураган разметает пыль с дороги, а потом ворвутся в Рим. Вы обречены на поражение, и убийство Джубади — всего лишь отчаянная попытка отсрочить неизбежный конец. А мой народ? — Голос Гамилькара зазвенел от сдерживаемой ярости. — Наши люди не хотели этой войны, и я не хотел ее. Это вы пришли и разрушили нашу жизнь. Как ты думаешь, что будет с нами, когда все это кончится?

— Мы все в одинаковом положении. Война между людьми и ордами рано или поздно должна была начаться.

— Тогда, черт побери, лучше было не спешить. Кромвель был прав. Он хотел, чтобы орда прошла, и тогда у нас было бы в запасе двадцать лет, чтобы подготовиться. Я думаю, он не оставлял этого замысла, даже когда напал на вас в прошлом году. Он хотел оттянуть время, зная, что орда пройдет дальше.

— Обстоятельства заставили нас действовать по-другому, — ответил Буллфинч, ощутив укол совести при воспоминании о том, как поддался на уговоры Готорна, произнесшего страстную речь против намерений Кромвеля, когда все это только начиналось. Буллфинч тогда не задумывался о возможных последствиях, он не мог и предположить, что дело зайдет настолько далеко и именно ему придется сообщать карфагенянину о неминуемой гибели сотен тысяч его соотечественников.

У Кина не хватило духа рассказать мне о своем безумстве, — холодно заметил Гамилькар.

— О его намерениях не знал никто, — сообщил Буллфинч, испытывая приступ гнева из-за необходимости оправдывать действия полковника. — Не были посвящены ни Марк, ни Калин. Если бы замысел стал известен заранее, ничего бы не вышло.

Буллфинч не был полностью уверен в истинности своих слов. В конце концов, план, возможно, и обсуждался. Но он подозревал, что из соображений секретности Эндрю спланировал это в одиночку. И было еще одно подозрение — полковник не мог взвалить такую ответственность на кого-то другого, он решил нести это бремя на своих плечах.

Гамилькар положил руку на край порта, еще хранивший тепло жаркого дня.

— Может, вы что-нибудь выпьете, сэр? — сочувственно предложил Буллфинч.

Гамилькар отрицательно покачал головой и поискал глазами одного из своих помощников, ожидавших на палубе.

— Ссадите с корабля суздальских механиков, и пусть наши люди займут их места. Мы отплываем немедленно.

Ничего не понимающий Буллфинч молча ждал, пока Гамилькар повернется к нему.

— Военный корабль «Антьетам» с этого момента принадлежит мне, — спокойно пояснил Гамилькар.