Уильям Форстен - Роковая молния

Он повернул коня и выбрался из цеха. Тамука уже достаточно узнал о скоте, который предстояло настигнуть в степи. Снаружи он видел отлогую земляную насыпь; с ее вершины при помощи фуникулера, движимого водяным колесом, подавались из вагонов руда и уголь. Внутри выплавляемый металл растекался по желобам и, остынув, попадал под огромные молоты, чьи вцементированные в пол рамы высились перед ними. Чуть дальше находились формы для отливки пушек, горны и наковальни. Над головой виднелись приспособления для подъема тяжелых изделий, железные рельсы проходили по всей фабрике. Во всем угадывалась пугающая точность и целеустремленность.

— Вот что нас ждет, если мы не разрушим их мир, — злобно произнес Тамука. — Я поклялся кровью предков уничтожить их, пока дело не зашло слишком далеко. Ни тугары, ни бантаги, ни один из нас не должен пользоваться тем, что они производят, иначе наш мир погибнет. Только извращенный ум скота способен все это выдумать. Музта улыбнулся.

— Можно догадаться, какая участь уготована мне и моим воинам, когда ты покончишь со скотом, — сказал он.

— Кар-карт мерков — Вука, а не я, — ответил Тамука.

— Но все же ты можешь предположить. Тамука долго без слов изучал лицо Музты.

— Ты должен был погибнуть вместе со своими воинами. Это был бы славный конец, — сказал он.

— Возможно, и тебе представится такой случай, когда ты приведешь свой народ к гибели, — ответил Музта. — Я согласен, что скот — наш общий враг. Но мир велик, а война только началась. Не дай своей ненависти ослепить тебя. — Музта нерешительно помолчал. — Или твоему желанию занять место кар-карта и использовать войну как средство завладеть властью.

Тамука с трудом сдерживал себя и, не в силах больше терпеть, пришпорил коня и понесся прочь от фабрики. Музта проводил его взглядом, а потом медленно поехал на север, где за рекой Виной расположились лагерем два оставшихся умена тугар. Ветер по-прежнему доносил приглушенный бой барабанов, воспроизводящий биение сердца.

— Стоп машина!

Гамилькар Бака, правитель изгнанников карфагенян, наблюдал, как капитан «Антьетама», названного в честь другого такого же военного корабля, погибшего в прошлогоднем бою против Карфагена, направил свое судно к борту «Нью-Айронсайда». Два броненосца несильно стукнулись бортами, и Гамилькар вынужден был схватиться за семидесятипятифунтовую карронаду, стоявшую у правого орудийного порта.

— Отдать концы! И смотрите, нет ли снайперов, — крикнул капитан, высунувшись из люка на орудийной палубе.

Из носового и кормового портов высыпали матросы (оба орудия стояли в центре судна). Низко пригнувшись, они пробежали вдоль борта, бросили концы ожидавшим их морякам с «Нью-Айронсайда», а те закрепили их на своем корабле. Нижние палубы судов соединил грубо сколоченный мостик. Вдоль него натянули веревочные перила. — Все готово.

Гамилькар тоже пригнулся и выбрался на палубу через носовой порт. За ним последовали его помощники. На открытой палубе он глубоко вздохнул, наслаждаясь свежим весенним воздухом, напоенным ароматом сосен. С того момента, как их корабль вошел в устье Нейпера и пока он медленно преодолевал бурное течение разлившейся реки, они не покидали душного помещения внутри судна. Проходя мимо Форт-Линкольна, они впервые заметили конный разъезд мерков на восточном берегу реки. Воины молча наблюдали за кораблем. Вражеские пушки, расположенные на западном берегу, ниже Суздаля, тоже молчали. Такая тишина вызывала у Гамилькара дурные предчувствия.

До противоположного берега было меньше полета стрелы. Там виднелась группа мерков на лошадях, но и они молча стояли на месте. На восточном берегу возвышались стены Суздаля. Гамилькар вспомнил события прошлого года — последний штурм русской столицы. Тогда он служил меркам. Правитель порабощенного народа выполнял приказ хозяев. Он действительно хотел захватить город — ведь он был воином, и его задачей было победить. Но карфагенянин без особого воодушевления шел на штурм; он действовал не по своей воле, не ради собственной славы и триумфа.

Позже он понял, что мерки предали его, что Суздаль не станет вотчиной людей под управлением мерков. Городу грозила оккупация орды, а карфагеняне все равно должны были отправиться в убойные ямы. Гамилькар ввязался в войну только ради одной цели: он хотел избавить свой народ от необходимости отбирать двух человек из десяти на для пропитания мерков.

Карфагенянин взглянул на стены Суздаля. Повсюду стояли меркские воины, наблюдали за кораблями и молчали. Странное зрелище. Хотя он был уверен в неприступности города, мерки все же заняли его. Позади часовых высокие позолоченные купола отражали полуденное солнце, на деревянных домах и теремах виднелась искусная резьба, столь любимая русскими строителями. Это было так не похоже на ослепительно белый известняк его собственного дворца или кирпичные дома простого народа.

Гамилькар неприязненно посмотрел в сторону мерков. Они могут послать несколько стрел, просто из интереса, чтобы убить одного-двух человек. Этого от них вполне можно было ожидать. Он видел множество людей, зарезанных лишь для того, чтобы испробовать лезвие меча, или ради забавы, чтобы развеять скуку и увеличить счет убитых.

Продолжая уголком глаза наблюдать за мерками, Гамилькар прошел по сходням и ступил на палубу «Нью-Айронсайда». Прозвучал резкий свисток; этот обычай янки казался карфагенянину отвратительным, от пронзительного звука по его спине всякий раз пробегала дрожь. Молодой морской офицер из Суздаля, стоявший у мостика, отдал честь Гамилькару.

— Адмирал Буллфинч ожидает вас в кают-компании, — произнес он на едва понятном карфагенском языке.

Что здесь происходит? — спросил Гамилькар.

— Адмирал ждет вас, сэр. Хочу попросить вас двигаться быстрее — они могут открыть стрельбу в любой момент, — ответил офицер, явно натасканный на выполнение формальностей по встрече гостя и совершенно не способный выйти за рамки протокола.

Покачав головой, Гамилькар быстро скользнул в бортовой порт, опасаясь, что его незащищенная спина окажется непреодолимым соблазном для мерков. Он спустился в душное сумрачное помещение и увидел ожидавшего его офицера-янки, одетого в синий мундир точно такого же покроя, как и у предателя Кромвеля. Лицо молодого человека от скулы почти до самой макушки пересекал неровный шрам, черная повязка прикрывала пустую глазницу.

Они были примерно одного роста. Но Гамилькар был гораздо плотнее, на его обнаженных руках перекатывались мускулы, которые, однако, уже становились дряблыми и служили знаком, что через некоторое время мощное сложение может обратиться тучностью. Волнистая черная борода, недавно умащенная маслом, спускалась на грудь, смешиваясь с густыми волосами, покрывавшими все тело. Молодой человек перед ним выглядел почти хрупким, темно-синий шерстяной мундир и брюки свободно свисали с его стройной фигуры, шитый золотом пояс суздальского адмирала был туго затянут вокруг тонкой талии. Но его взгляд был твердым, хотя Гамилькар и заметил некоторую нервозность.