Уильям Форстен - Роковая молния

— Это война ради мести, — заявил Губта, новый командир Вушки Хуш. — Мы похоронили каждого третьего из нашего умена, и среди них — его командира, моего старшего брата. А один из каждых троих оставшихся ранен или страдает от болезней. Я не остановлюсь, пока не выпью крови из черепа Кина, пока не брошу в костер его обглоданные кости. Если кто-то решит уйти с этого пути, я один поскачу на восток и напою свой меч кровью скотов. И я уверен, наши предки будут гордиться мной и проклинать тех, кто не последовал дорогой мщения.

Губта выхватил свой меч и рассек себе руку в знак кровавой клятвы.

Раздались громкие одобрительные крики, многие воины потрясали в воздухе мечами, некоторые присоединились к клятве на крови, обещая победить или умереть в бою. Тамука, следуя общему настроению, тоже вытащил меч и рассек себе руку, потом подъехал вплотную к Губте. Командир Вушки Хуш, потрясенный такой честью, наклонился и слизнул капли крови с руки своего кар-карта. Крики одобрения стали еще громче.

— Я клянусь вести вас в бой не как щитоносец, а как воин, согласуясь с моим духом «ка». Я жажду мести за смерть Джубади и потери, понесенные Вушкой Хуш, я торжественно клянусь сокрушить Кина и всех скотов, кто осмелился подняться из грязи, которая соответствует их происхождению и предназначению. В этом я клянусь своей кровью. Отныне Губта мой брат по кровной клятве.

С этими словами Тамука взял руку Губты и слизнул капли крови. На мгновение их глаза встретились, в них мелькнуло полное взаимопонимание. Саргу ничего не стоило перед рассветом навестить Губту и поговорить с ним о смерти его брата и необходимости отомстить за него. У Губты не хватало ума разобраться в хитроумных замыслах, и к рассвету он уже утирал слезы ярости, вспоминая о своем брате, думая о том, что погибший до сих пор тоскует и печалится, считая себя покинутым и забытым. Все прошло без осложнений, а Губта так никогда и не поймет, что его благородный порыв послужил интересам других. Для каждого мерка обряд клятвы на крови, вид добровольно нанесенных ран, стремление к мести были неотъемлемыми атрибутами воинского духа. Жизнь без воинских почестей, без взаимных обещаний отомстить за смерть соотечественников не представляла для них никакой радости.

Все оказалось так просто. От Тамуки потребовалось только вспомнить о традициях своего народа и использовать их к своей выгоде.

Губта отъехал от Тамуки, снова вытащил меч и, потрясая им над головой, прокричал боевой клич. Тамука оглянулся в сторону Роки; пожилой командир равнодушно наблюдал за ритуалом.

— Странно, что щитоносец участвует в обряде клятвы на крови. Я считал, что твой дух «ту» препятствует проявлению таких чувств.

— Теперь я кар-карт.

— Тебе придется повременить с получением меча кар-карта, поскольку я еще не все сказал.

— Тогда говори.

— Я сомневаюсь в причине смерти Вуки.

Все вокруг замолчали. Рока осмелился вслух сказать то, о чем все они думали. Тамука вздохнул и оглянулся на громадный костер, пожиравший тело того, кого он когда-то обещал оберегать.

— Можешь ли ты поклясться своей кровью, что сказал всю правду о его смерти?

Среди собравшихся начался громкий ропот.

— Знайте, что он убил своего брата, чтобы остаться наследником.

После такого заявления все затаили дыхание.

— Этому нет никаких доказательств, — возразил Рока.

— Я знал об этом, — почти шепотом произнес Тамука.

Он переводил взгляд с одного лица на другое, тщательно оценивая каждого из предводителей.

— Я при помощи духа «ту» заглянул в его душу и увидел горькую правду.

Глаза Тамуки загорелись ярким огнем, а голос звучал отстранено, как если бы он и сейчас общался с миром духов. Многие мгновенно опускали глаза при встрече с его взглядом; всем было известно, что щитоносцы обладают способностью заглядывать в сердца других. Сейчас этот дар пугал их более, чем когда-либо, — ведь перед ними был будущий кар-карт.

— Вука убил Манту в ту ночь, когда затонул железный корабль. Я был там, и Хулагар тоже. Мы оба прочли об этом в его душе.

— А Джубади знал об этом? — спросил Рока.

— Нет.

— Почему?

— Вука остался единственным наследником. Если бы у Джубади родился еще один сын, Хулагар рассказал бы ему. Вука убил своего брата и солгал, когда рассказывал о его смерти.

— Ты осмеливаешься говорить такие вещи, когда дух Вуки еще не ушел к нашим предкам? — спросил Рока.

— Я не только осмеливаюсь говорить об этом. — Тамука возвысил голос и уже почти кричал. — Я заявляю об этом во всеуслышание!

Никто не произнес ни слова.

— Именно из-за него мы проиграли первую часть войны. Это он потребовал скакать к Риму, когда город был только что захвачен карфагенянами и скоты не знали о нашем участии. Увидев его, горожане подняли бунт. Самый младший из братьев Вуки был захвачен в плен и до смерти забит толпой скотов. Мы потеряли город, а ведь могли бы овладеть им, даже не направляя войско на север. Он был не только убийцей, он был еще и глупцом. Если бы остался еще хоть один наследник, я бы сам созвал совет своего клана и предложил убить Вуку, поскольку он не мог быть настоящим кар-картом.

Тамука замолчал.

Рока неуверенно прокашлялся.

— И все-таки он был полноправным кар-картом. Клянешься ли ты, что Вука умер не от твоей руки?

Тамука бросил злобный взгляд на настойчивого командира. Сильный порыв ветра принес волну жаркого и дымного воздуха со стороны города. Наконец он достал свой меч и снова рассек себе предплечье.

— Я клянусь своей кровью, — прошипел Тамука. Рока пристально наблюдал за ним.

— Да будут свидетелями твоей клятвы Хулагар и все наши предки, — произнес Рока.

Тамука смотрел мимо него, на бушующее пламя и чувствовал холод в душе, как будто глаза Хулагара все еще наблюдали за ним. Злобно фыркнув, Тамука посмотрел на предводителей орды. Большинство одобрительно кивали и негромко высказывали свое осуждение в адрес Роки, а некоторые молча смотрели в огонь погребального костра.

— Хочет ли еще кто-нибудь говорить? — спросил Сарг.

Никто не ответил.

Сарг достал из своей седельной сумки меч кар-карта и подошел к сошедшему с коня Тамуке.

— Вот меч кар-карта Тамуки, — провозгласил Сарг, с трудом удерживая его слабой, покрытой седой шерстью рукой. — Да пребудет Тамука нашим всемогущим кар-картом до тех пор, пока не взовьется над золотой юртой белое знамя мира.

Тамука поднял руку и схватил рукоять меча. Как по команде, все предводители кланов сошли с коней и подошли к кар-карту, чтобы склонив головы поцеловать лезвие меча. Рока ждал до последнего, потом без слов поклонился и тоже поцеловал лезвие.

Тамука вернулся к коню и прыгнул в седло. В тот же миг прозвучал сигнал одинокой нарги, подхваченный другими. Тамука пришпорил коня и галопом поскакал к вершине холма, продолжая держать заветный меч в высоко поднятой руке. Он пересек железнодорожный путь, проскакал между заграждениями покинутой линии обороны и остановился только на вершине. Внизу на многие мили расстилалась долина, в пустом городе бушевало пламя. На равнине четкими квадратами выстроились перед ним десятитысячные умены мерков. Душа Тамуки наполнилась ликованием. Протяжным голосам нарг скоро стали вторить удары мечей о щиты, оружие засверкало под утренним солнцем.