Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2010, № 10

Ей хватило решимости не пойти на корпоративные поминки. Я, разумеется, на них тоже не ходил.

Захоронение праха было скромнее. Без толпы всевозможных хищников, бросающих друг на друга жадные взгляды с проблесками ненависти и страха.

Там помимо меня и Т. В. были в основном стареющие бывшие гэбисты. Плюс полувзводик курсантов с карабинами, заряженными холостыми патронами. Бывшему полковнику полагался скромный салют.

Желтые листья, вороны, с карканьем разлетающиеся от пальбы.

Нет уж, лучше вспоминать о Крыме или о еще более давнем прошлом, как В. Ф., внесший свою лепту воспоминаний рассказом о поездке с молодым М. К. во внутреннюю Монголию вскоре после войны (В. Ф. уже тогда был фотографом). Разумеется, со шпионскими целями.

Крым — самые счастливые годы. Конец пятидесятых, годы надежд. В этом вопросе что я, что В. Ф. с Т. В. — одного мнения: Советского Союза упущенный шанс.

Даже присутствие М. К. рядом меня не очень смущало. Да и думали мы с ним в то время во многом одинаково. Пили на террасах ресторанов легкое вино, ели шашлыки, болтали о будущем, слушали шум прибоя, провожали взглядом луч пограничного прожектора, скользящий вдоль пляжа (нет ли шпионов).

Да был ли шанс? Не знаю. Но люди, которые способны были реализовать его, в то время еще существовали.

Т. В. и В. Ф. в те годы тоже часто бывали в Крыму, и тоже вспоминают Крым с ностальгией. Магнолии и розы, фиолетовые россыпи на обрывистых горах, окружающих Ялту…

Мы выпиваем по последней, и Т. В. стелит мне постель в «детской» (так они по старой памяти называют комнатку покойного Гоши). Я засыпаю, и мне снятся бронзовые часы с ангелочками — такие когда-то у моих родителей стояли на буфете, только те, что мне снятся, размером с Медного всадника. Очертаниями они тоже напоминают памятник Фальконе.

Будильник поднимает меня в 6.30. В. Ф. в свой черед появляется, зевая, из второй комнаты. Пьем кофе, идем в гараж. (В углу двора здесь еще красуются ржавые гаражи.) У В. Ф. старый «форд-фиеста». Машина небольшая, но… как-нибудь все погрузим. На Охте туман.

Через весь город едем к заводу Коминтерна. Затем — на Косую линию, как договорено, затем — на Пятую, к заводу Козицкого, затем — в район «Светланы». За мелкими аксессуарами — в один из расплодившихся в последние годы торговых центров. Затем — за город, на дачу. Последний спокойный час, трасса, Выборгское шоссе, когда делать нечего и можно просто смотреть на дорогу.

Еловые леса по краям дороги все еще окутаны дымкой, но туман постепенно рассеивается. Низкие облака, серый денек, но дождя пока нет.

Проезжая мимо поселкового магазина, замечаю моих знакомых «волков». Не помню, говорил ли я, что поселок довольно большой, в центральной его части даже в это время, вне сезона, что-то работает, сохраняется, как сейчас говорят, какая-то деловая активность. «Волки» — это плохо. Они вполне могут ко мне наведаться.

Пустынный дачный квартал, где я живу, — за мостом, по другую сторону речки.

У меня мелькает мысль, не обратиться ли к В. Ф. за помощью при монтаже Машины. Ведь помогал же мне когда-то Гоша! Мы переезжаем через мост, едем по шоссе, сворачиваем в переулок…

Хорошо, что незнакомая скромная машина не могла привлечь волчьего внимания.

Я открываю ворота, В. Ф. заезжает на участок.

Дача совершенно обычная, окруженная штакетным деревянным забором, М. К. не успел ее «модернизировать».

В.Ф. помогает мне выгрузить покупки и отнести в дом.

Я решаю, что обращаться к нему за помощью не стоит. Хватит с меня того, что произошло в свое время с Гошей. Справлюсь сам. Дал бы мне Бог несколько дней. Высоковольтная линия за переулком мне понадобится.

Мы прощаемся. Догадывается ли В. Ф., что я собираюсь делать? Наверное. Но он садится в машину и, не говоря больше ни слова, уезжает.

Эти записки я закончил в последний день перед экспериментом. Начерно все готово. Остается только протянуть провода и подсоединиться с надлежащими предосторожностями к высоковольтной линии.

Зачем они написаны?

Чтобы объяснить, что я понимаю и чего не понимаю. Я не понимаю, почему эксперимент мне уже дважды удавался. Я знаю, кто убил М. К. Я уверен, что через несколько дней В. Ф. приедет посмотреть, что здесь происходит, — один или с Т. В. Я говорил ей, где у меня на даче хранятся бумаги. Я думаю, намек был ей понятен.

Гринь и дядя Вано уже третий день опять жили в поселке. В верхней его части, ближе к станции, где обитало большинство постоянного населения, в отличие от летних обитателей дачного нижнего поселка, находившегося за мостом.

Жили они у Маруси-Нины. Это была давняя их приятельница, которая охотно и умело занималась сбытом наворованного по дачам. К ее достоинствам также относилось белое, упругое, почти девичье тело. Правда, у нее было багровое лицо сорокалетней алкоголички, но на лицо, в конце концов, можно было и не смотреть.

Без малого — праздник жизни.

Омрачало праздник два важных обстоятельства. Во-первых, подходили к концу деньги, которые нашлись у полковника (или бизнесмена), которого они грохнули на городской квартире. То, что он полковник, по крайней мере бывший, было написано в просроченном удостоверении, лежавшем у покойника в кармане.

Во-вторых, они не были «мокрушниками», они не были даже настоящими уважаемыми ворами, хотя оба в прошлом сидели, — и им было страшно.

Профессор, живший на даче за рекой, наверняка мог обнаружить пропажу ключей, догадаться, кто убил полковника. Если он ее еще не обнаружил, он заметит ее в будущем. Сообщит. Убийство полковника наверняка будут расследовать.

Им нравился профессор, но они решили, что его надо убрать.

Например, с помощью небольшого пистолета, которым они завладели, когда убили полковника.

Но их продолжали мучать сомнения.

В тот день, ближе к вечеру, они все же собрались и пошли. Настоящей темноты они побаивались. Пистолет оттягивал карман пиджака дяди Вано под курткой.

Идя через поселок, они продолжали еще накануне начатый разговор.

— Мне кажется, он сидел.

— Если и сидел — сто лет назад. А потом, за что сидел, а, Гринь? За дис-си-дент-ство? За что его жалеть?

— Я не жалею, дядя Вано, я уважаю.

— Я тоже уважаю — понятное дело, он на-сто-я-щий профессор. Но нам от этого не легче.

Но, как говорится, язык болтает, а руки делают. В магазине по дороге они купили бутылку портвейна. Еще вопрос, удастся ли приблизиться к профессору незаметно, — лучше завязать разговор, предложить выпить, как раньше.

Профессор, однако, застал их врасплох.