Журнал «Если» - «Если», 2005 № 12

Почему?

В общем, по той же причине, по какой мы не можем справиться с коррупцией, хотя все, сверху донизу, понимаем и на себе чувствуем ее губящее страну влияние; по этой же причине не можем создать независимое и справедливое правосудие — хотя и этого нам очень хотелось бы. Не можем просто потому, что не можем. Не хватает многого: решимости, политической воли, исторического опыта, но прежде всего — четкого представления о том, как же это сделать. Эта технология для нас пока что остается недоступной.

То же самое с утопией — с литературой о светлом, счастливом будущем.

Сколько ни фантазируй, в какую галактику ни переноси действие — все равно писать мы можем только о себе, о России, и отправной точкой для нашей фантазии всегда будет наше сегодня. Можно, конечно, пытаться совершенно оторваться от реальности, но в таком случае написанное останется абстракцией, никого ни в чем не убедит и, значит, ни на что и ни на кого не повлияет. Зачем тогда ее писать? Тогда уж лучше придумать кого-нибудь вроде Гарри Поттера или старика Хоттабыча в федеральном масштабе. Люди обоснованно назовут это враньем. А ведь фантастика никогда не была всего лишь враньем, и к ней полностью относится пушкинское «Сказка ложь, да в ней намек…».

А знаем ли мы сегодня — на что намекать? Иными словами — куда идет Россия, к чему и, главное, как она хочет прийти?

Это фундаментальные, очень глубокие вопросы, и чтобы найти варианты ответов на них, нужна очень серьезная, я бы сказал — научная работа. Философски-политически-экономически-психологическая. Она требует многих сил и времени. Углубления во множество проблем. Утопия должна быть правдоподобной, логически обоснованной, сколь бы ни были фантастическими ее конструктивные элементы. И еще: автор, работающий над утопией, обязан быть искренним и глубоким оптимистом; он сам прежде всего должен верить в великолепие нашего будущего. Иначе вещь вряд ли удастся.

И оптимизм этот должен быть обоснованным.

Утопия относится к фантастической литературе главным образом по формальным признакам. А по сути своей она неизбежно принадлежит к другой литературе, а именно — социально-политической. И является экстраполяцией в будущее существующих в современном обществе признанных, принятых им социально-политических, в том числе национальных идей.

А какие идеи существуют в нашем обществе сейчас? На какие идеи наталкивает существующая реальность?

Разве мы оптимисты, когда речь идет о будущем страны?

Если замыслить утопию и начать ее писать, то не получится ли так, как в старом анекдоте, где рабочие фабрики детских кроваток понемногу выносили детали, но сколько ни пытались дома собрать кроватку — получался только пулемет? И утопия неизбежно потребует приставки «анти».

В общем, для того, чтобы сейчас написать утопию, надо быть очень смелым человеком. Граждански смелым — потому что придется отвергать очень уж многое из того, что окружает нас сегодня. Если она будет честной, то вряд ли окажется верноподданнической.

Помните, у Алексея (Константиновича) Толстого:

Но что может быть ближе будущего? Оно уже завтра…

В каком-то смысле играют роль и инерция, и разрыв между желанием построить некую новую модель будущего и нежеланием постигать будущее научно. Это требует труда. Это всегда требовало труда. В разрушающемся государстве больше говорят о разрухе. Она владеет умами и определяет взгляд на будущее (сравните время создания «Туманности Андромеды» И.Ефремова и время создания антиутопии В.Рыбакова «На будущий год в Москве»).

Но даже не это главное. Главное, на мой взгляд, то, что писатели часто неверно трактуют само понятие будущего. Открываешь очередную книгу о будущем и видишь, что ее бессменный герой Иван Иванович перенесен в грядущее прямо из сегодняшнего дня. Он мыслит стандартно, он поступает как наши современники, только пользуется звездолетами на фотонной тяге да лучевым оружием. Он даже внеземных красоток клеит, как на дискотеке.

Потому и не веришь таким вещам. Иван Иванович из наших дней не может представлять никакого будущего. Он тень тени. Он не конструктивен. Иван Иванович наших дней никогда не высадится на планетах других звезд и никогда не построит ноосферы — счастливого пристанища для счастливых людей. Ивана Ивановича преследует собственное подсознание, он раб своих эмоций, изжившей себя морали, своих представлений (часто ложных).

Говоря о будущем, надо иметь в виду не отдельных иванов ивановичей, а человечество как вид. Если в ужасной ситуации оно спасается, то уже не важно, кто спасся — русский, американец или китаец. Это счастливый мир, потому что спаслось РАЗУМНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. Поэтому, говоря о будущем, надо иметь человека в динамике, постоянно эволюционирующего, уже не похожего на нас человека. Умные неандертальцы явно мечтали о том, как однажды спасут мир от диких питекантропов (к примеру), сильно досаждавших им, и о том, какая большая кость будет у них в руках, когда они высадятся на Луне, и как сладко будет запечь в золе парня из другой трибы.

Они высадились на Луне, теперь мы это знаем, но летели туда в «Аполлоне» и размахивали не костью, и мораль у них была категорически иная.

Поэтому сегодняшний Иван Иванович никогда не построит будущего (даже литературного) в том виде, как оно часто описывается. Уходя в будущее, Иван Иванович превратится в другого человека, у него будет совсем другая мораль и совсем другое — новое — отношение к миру. Я никак, например, не могу понять тех читателей, которые приняли мой «Золотой миллиард» как нечто депрессивное. Нет, утверждаю я, это в высшей степени оптимистический роман, потому что человечество в нем спасено в ситуации драматической и очень реальной. Эта ситуация уже созрела, поэтому надо думать о новой морали, о новом отношении к собственному миру, иначе никакого счастливого будущего не построишь. Иваны ивановичи всегда остаются в своем времени, а будущее строят не похожие на них потомки. По-моему, вполне приемлемая мысль, много дающая писателю.

Именакнижных героев теперь можно продавать. Это доказала группа авторов, в число которых вошли такие популярные фантасты, как Стивен Кинг, Дэвид Брин и Лемони Сникет. В течение всего сентября в интернете проводился аукцион: простые смертные боролись за право быть упомянутыми в книгах любимых писателей. Наибольшей популярностью пользовался, безусловно, «король ужасов». Некая Пэм Александер заплатила более 25 тысяч долларов за то, чтобы один из управляемых по мобильнику зомби в новом романе Кинга звался именем ее брата — Рэй Хьюзенга. Дэвид Брин предложил самый оригинальный лот — именем победителя аукциона на его выбор называлась планета или луна, смертельная болезнь или древняя раса. Лот приобретен анонимом за 2250 долларов. Лемони Сникет продал на аукционе за 6300 долларов одно из слов, которое произнесет малышка Солнышко в тринадцатой книге о приключениях Бодлеровских сирот. Все собранные средства — а это 90 тысяч долларов — будут переданы фонду, занимающемуся защитой свободы информации.