Журнал «Если» - «Если», 2009 № 03

И не потому что классик нашей фантастики не прав, а потому что определение его чем-то сродни тяжелой металлической крышке на выходе из подземелья. Она — единственное препятствие на пути к огромному, изумительно прекрасному миру, полному простора, неба и звезд, перемигивающихся в качающейся под ветром листве. Но поднимать эту крышку запрещено.

Да, законы литературы непреложны. И один из них гласит: не следует слишком отрываться от реальности, если вы хотите соблюсти минимальную достоверность и убедить читателя, что все описанное вами — правда! Но кто сказал, что реальность — это только тусклый, слякотный день за окном? Ведь океанские глубины, скрывающие неизведанное — это тоже реальность! А глубины Космоса, беспредельность которого далеко не метафора? Неужели наша суетная, полная лишений и разочарований кратковременная жизнь реальнее медлительной и величавой жизни галактик?

Тогда почему нужно отказываться от фантастики, стремящейся постичь эту жизнь? Почему, в конце концов, наши коллеги — англо-американские фантасты — не боятся оторваться от повседневности, пренебречь достижимым ради непостижимого? Скажете: живут они лучше нашего, вот и бесятся с жиру… А может, потому они лучше и живут, что не боятся?

И неужели никому из нашей литературной молодежи не хочется помериться силами со своими заокеанскими коллегами? А может быть, она — молодежь — просто плохо представляет, что такое Научная Фантастика и как она делается? Вот и примем этот вопрос в качестве «рабочей гипотезы», и поговорим о столь серьезной составляющей любого НФ-произведения, как ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ДОПУЩЕНИЕ.

Квалифицированные любители фантастики тоже не слишком-то разделяют мнение мэтра. Читают и зачитываются Дэном Симмонсом, Вернором Винджем, Грегом Иганом, Йеном Макдональдом и Нилом Стивенсоном — авторами сложнейших произведений, отнюдь не ограничивающих себя показом миров, отягощенных лишь «элементом чуда». Да что далеко ходить! Поверхностный взгляд на переиздания или отзывы в электронных библиотеках показывают, что вполне востребован даже такой паладин советской НФ, как И. А. Ефремов [18] В отличие от современных фантастов, классик четко разделял свои произведения на научно-фантастические и те, в которых использованы лишь отдельные элементы фантастики. Не случайно знаменитому «Лезвию бритвы» он дал подзаголовок «Роман приключений», а не «Научно-фантастический роман». , причем востребован молодым читателем.

По-видимому, фантастика все же некий особый вид словесности, к которому обычные критерии литературоведения не слишком-то применимы.

Нас давно удивляло, что истовые поклонники жанра (фэны) упорно именуют фантастическое допущение (ФД) «идеей». Нам кажется, понятие «идея» в данном случае не вполне корректно. Нам ближе понятие «ФД».

За оригинальное фантдопущение (или неожиданную «подачу» известного) поклонник жанра готов простить автору многое: и слабый язык, и вяловатый сюжет, и невразумительных персонажей. «Да, — говорит он, — все так, и сюжет не ахти, и язык дубоват, и вообще… ЗАТО КАКИЕ У НЕГО ИДЕИ!» Отметим это множественное число, означающее, что фантдопущений в тексте может быть несколько, и двинемся дальше. Любитель фантастики особо ценит такие тексты, где фантдопущение демонстрируется не в лоб и не сразу, где порой лишь на последних страницах выясняется, что «не так все было».

Нет, без углубленного изучения этого «зверя» нам не обойтись. И лучше — на примерах.

Вот знаменитая тетралогия Симмонса «Гиперион». ФД этого текста формулируется следующим образом. Человечество по мере своей эволюции восходит (по Пьеру Тейяру де Шардену) к точке «Омега» — Богочеловечеству. Однако туда же эволюционирует и созданный людьми техноразум. Но «герой должен быть один»: в далеком будущем Техно-бог начинает непримиримую войну на уничтожение. Цель войны — произвести такие изменения в прошлом, чтобы возникновение Омеги людей стало невозможным. Фантдопущение «Гипериона» является мирообразующим: без него мир, созданный фантастом, неосуществим. Оно является и сюжетообразующим: при его изъятии большинство сюжетных коллизий попросту невозможно. Но самое интересное даже не это.

Способен ли читатель «расшифровать» ФД по прочтении первого тома? Ни в малейшей степени. Второго? Кое-какие намеки даны, но их мало. Пасьянс складывается лишь в заключительной, четвертой книге. Там же и раскрываются «ложные ходы» (например, Земля оказывается не уничтоженной техноразумом, но спасенной Человекобогом). Отсюда следует важнейший вывод: ФД обладает сюжетной самостоятельностью. То есть это не только «шампур», на который нанизаны, как шашлык, мир, сюжет, но — сам по себе сюжет, со своей логикой развития, с интригой и постепенным раскрытием перед читателем. Иначе говоря, ФД имеет самостоятельную художественную ценность.

Итак, озвучим четыре принципа, на которые мы опираемся: ФД образует фантастический мир; ФД структурирует сюжет; ФД несет важнейшую художественную нагрузку: на нем покоятся две части знаменитой «триады» — тайна и чудо (а достоверность, казалось бы, уже дело мастерства писателя; но и здесь, как выяснится позже, без ФД никуда); изъятие ФД из текста либо делает самое существование данного текста невозможным, либо выводит текст из области фантастики.

Таким образом, именно наличие/отсутствие ФД является тем водоразделом, который отделяет фантастику от прочей словесности, использующей «элементы необычайного».

В блестящей повести Любови и Евгения Лукиных «Сталь разящая» главное ФД (пресловутая разящая сталь) долгое время оказывается тайной не только и не столько для читателя (проницательный читатель все-таки может догадаться, в чем там дело), но и для главного героя. Поведение героя полностью обусловлено этим незнанием, а в дальнейшем — когда тайна раскрыта наоборот, знанием. На этом и построен главный конфликт. Исчезновение из текста ФД уничтожает все: и сюжет, и интригу, и этическую проблематику. Вернее, проблематику еще можно как-то воплотить в реалистических декорациях, но в том-то и фокус, что это будет уже не фантастика.

В цикле Генри Каттнера о Хогбенах полноценное фантастическое допущение имеется: Хогбены — мутанты, выходцы из Атлантиды, погибшей в результате игр с радиоактивными элементами. Причем в лучших традициях жанра читатель узнает об этом далеко не из первой же новеллы. Казалось бы, здесь-то наш мысленный эксперимент уж точно будет успешен: вырежем ФД из текста, пусть Хогбены будут вот такие — без всяких объяснений, «от фонаря». Ну, чудо оно и есть чудо, и все тут. И никуда сатирический запал, гротеск и юмор не исчезнут. Не так ли? Верно, не исчезнут. Но фокус в том, что текст ни малейшего отношения к фантастике уже иметь не будет! И поклонник жанра разочарованно вздохнет, откладывая книжку: «Ну вот, прикольно, конечно, но снова какая-то сказочка». Ибо фэн — это человек, который не утратил способности удивляться.