Юрий Иваниченко - Выборный

- Ты просто анархист какой-то,- сказал Маркин и раздавил в пепельнице сигарету,- строить начнут, вот только тебя при этом не будет.

- Я - оптимист,- ответил Виктор.

- Я тоже,- сухо бросил Маркин и встал. - Погуляй где-нибудь поблизости. Пойду, доложу твою "программу-минимум".

У самого порога Маркин остановился и, уже держась за дверную ручку, спросил:

- Пока все не вышло из этого кабинета: почему ты не хочешь начать этот водный стадион прямо сегодня?

- Я забрал всю документацию. И постараюсь забрать с кладбища всю технику. Чтоб соблазна поменьше. Мало ли кто вздумает скомандовать - а есть вещи необратимые.

- Сами следить будем.

- Сомневаюсь, что просто так можно удержать события под контролем. У меня лично такой уверенности нет. А вы... пока не принимаете дело всерьез. А это настолько серьезно... Здесь нужна гарантия на сто процентов.

Маркин молча пожал плечами и вышел.

Глава 17

Виктор выбрался в коридор и потолкался по этажам, здороваясь и откликаясь на торопливые приветствия знакомых. Потом зашел в курилку; выслушал нудный анекдот и снова приплелся в маркинский кабинет. Заняв хозяйское место, трижды позвонил.

В исполкоме выяснилось, что "Сам" сегодня не принимает, а к заместителю запись только на вечер. Виктор записался.

В институте Толика не оказалось - его вызвал к себе Мельников, и>пока что Василенко не возвращался.

И, наконец, в обкоме тоже не было на месте завотделом промышленности Федунова, единственного из тамошних, кого Виктор немного знал. Объясняться же с инструктором Виктор не захотел.

Перебравшись в "гостевое" кресло, он взял свежий номер "Строительства и архитектуры", однако читать не смог - на первых же строчках все странным образом отделилось, поплыло...

- Владислав Феликсович, - позвал Белов, склоняясь над прямоугольным провалом,- вы спите?

- Нет,- ровным голосом отозвался Осинецкий и медленно поднялся. Жесткие солнечные лучи обжигали больные глаза, но Граф заговорил без тени раздражения: - Чему обязан?

- Битому неймется, - неизвестно о ком сказал Василий и поцокал ногтем по бронзовой лампе.- А за последнее время мы общаемся больше, чем за все предыдущие десятилетия. Жаль только, что по такому поводу.

- Жаль. Я хочу спросить вас: почему вы не пожелали встретиться с епископом?

Граф помолчал, помаргивая и разглядывая девчонку-художницу, пристроившуюся с этюдником неподалеку, у серого алебастрового ангелочка.

Наконец Осинецкий заговорил и в его голосе не чувствовалось приличествующей сану кротости:

- К сожалению, не всегда люди соответствуют постам... Должен с прискорбием признать, что его преосвященство - не настоящий христианин. Я это понял, когда он был протоиереем...

- Однако, - только и промолвил Белов.

- Я вижу, вы удивлены? - спросил, веселея, Граф.- Но полноте, церковь - это еще и организация, и не во всем столь уж отличная от светских. И пока еще не удалось придумать прибор, чтобы безошибочно отличать тех, кто служит всем сердцем, от тех, кто просто служит.

- А есть разница? - очень заинтересованно спросил Василий.

- Несомненно, - ответил Граф.- Для меня - несомненно; и, в частности, относительно его преосвященства в свое время я излагал точку зрения местоблюстителю из патриархии... Но с моим мнением не посчитались.

- Послушайте,- с волнением заговорил Василий,- я давно пытаюсь понять... Представьте, есть два человека одинакового возраста, образования, способностей. Оба идут служить военными, как это сейчас называют офицерами. Один идет по зову сердца - защищать Родину. Другой - и потому что паек сытный, и с жильем нормально, и дамы гусаров любят. И вот скосило их в одном бою. И что, в чем различие?

- Вы, Василий Андреевич, в последней войне не участвовали?

- Не довелось.

- Это ни в коем случае не упрек. Могу повторить, что не сомневаюсь в вашей храбрости. Однако пример ваш неудачен. Война и военная служба вообще есть проявление бесовских... нездоровых начал в человеке.

- Но вы-то сами ушли добровольцем... И церковь призывала стать на защиту...

- Здесь война вынужденная. Сугубо вынужденная. Если бы не защищались это был бы ущерб всему человечеству.

- Согласен. Так что с моим примером?

- Таких людей нельзя уравнивать.

- Ну а по-простому, в чем она, эта разница?

- Вы дали схему; дайте живую жизнь, и по ней будет видно, кем из двоих нечто было сделано хуже, а нечто и не сделано вовсе.

- Долго искать,- усмехнулся Белов,- ни один суд не доищется.

- Полагаю, вы не правы.

- Да, конечно: "На то есть высший судия!"

- Вы, атеисты, называете это иначе: суд истории.

- Все эти тонкие различия,- начал Василий Андреевич, морщась от страстного желания закурить,- со временем взаимно уничтожаются.

- К сожалению, это не так. Поверьте мне, старику: в том дурном, что все еще происходит между человеками, повинна прежде всего "деятельность" тех, кто служит себе, но не делу. И в мирное время плоды этой, так сказать, деятельности менее заметны, но не менее ощутимы.

- Вы упрощаете, Владислав Феликсович, а почему? Потому что человек никогда по-настоящему не знает, кому - Богу или мамоне - служит. И вообще наша историческая заслуга заключается в том, что мы заставили всех, в том числе и примазавшихся, работать на общее дело. Пусть не на всю катушку, да с паршивой овцы хоть шерсти клок.

- Ваша историческая ошибка, что вы понадеялись на правильную схему, а про тех, кто в этой схеме расставлен и рассажен, вы позабыли. А сама по себе схема может работать и так, и эдак - смотря какие люди и зачем в ней находятся.

- Верно, в сущности,- несколько раз наклонил голову Василий Андреевич; помолчал немного и добавил: - Только не забывайте, что чем выше человек, тем он точнее соответствует схеме, а повышение разума, рост души историческая неизбежность. Прошло время, когда числом брали, на себе пахали да криком засапожным врази расточали.

- Вы - оптимист,- с завистью вздохнул Осинецкий,- и, знаете, я все жду времени, когда это, наверное только для нас ниспосланное служение закончится, и мы приобщимся к постижению...- Граф помолчал и добавил: - А ваши друзья где?

- При деле. Седой сейчас в институте приглядывает, чтоб там никакого подвоха не случилось, а Приват - сейчас в архиве, а потом, наверное, в исполком подастся... А многие уже на Солонцах.

- Тяжело, наверное, - спросил Осинецкий.

- А им что, легче?- указал Белов на лютеранский сектор, надковырянный Саниным бульдозером.

- Да-да. Однако если вы по поводу обращения к епископу, то моя позиция остается неизменной.

Белов помолчал, а Граф докончил свою мысль:

- Он, к сожалению, прагматик до мозга костей. Ясно понимает, что эта... процедура,- и Граф обвел рукой вокруг,- по сути своей епархии как организации выгодна. И переубедить его, заставить обратиться к истинным идеалам не удастся ни мне, ни этому молодому человеку - как его?