Андрей Синицын - Eurocon 2008. Спасти чужого

– Нет, человековское отродье, не просто, – жестко перебил мечника Охотник. – Ты должен был САМ: и душой, и телом. Каждой своей частичкой. И самое главное – ты должен был захотеть победить. Даже не так: тебе нужна победа любой ценой.

– Ты не позволишь мне убить наемника! – Мечник скрипнул зубами.

– Нет, Ингольф, не так: ты сам должен будешь сделать выбор. – Охотник издал издевательский смешок: – К тому же все говорят, что Леннарт крутой боец.

– Крутые бойцы не шляются по северным пустошам и не ночуют в клоповниках, – отрезал Ингольф. – Крутые бойцы живут южнее, в столице и богатых марках, где много преступников и много охотников за головами. Там крутость проверяется другими бойцами, не менее сильными. О Леннарте же складывают легенды пропахшие селедкой рыбаки да пастухи. Ему хватает этой славы.

– Он силен и победил многих воинов.

– Где простолюдин мог обучиться высокому искусству? – высокомерно осведомился мечник. – Я убью его без твоей помощи, убью даже с закрытыми глазами, убью и помогу нигири дойти до Мышиных гор. Ублюдок Расмус отнял у нее магию, но я верю – она дойдет. У нее глаза горят. Она дойдет.

– Но почему?

– Мое дело, – в третий раз за вечер повторил Ингольф.

– Если убьешь Изгоя, тебе придется бродить с нами еще тысячу лет!

– Я уже проклят, – напомнил мечник. – Тысячей лет больше, тысячей меньше... Мне давно все равно.

– Ставишь тысячу лет проклятия ради чужой женщины?

И снова во взгляде Ингольфа появилось высокомерие. Даже – Высокомерие. И обращено оно было не к простолюдину, что топтался сейчас на лыжах, умело ведомый ночными тварями, а к самому Охотнику, одно только имя которого наводит страх на людей. Ингольф смотрел на Охотника так, что тот начал понимать разницу между тварью и человеком.

– Гаруса – мать, – произнес мечник. – А у матерей нет национальности и рас.

– Кажется, теперь я понимаю, что именно заинтересовало Брюхо в этой истории, – пробормотал Охотник, отводя взгляд. – Мать, да?

– Я рожден женщиной, – продолжил Ингольф. – Пусть я проклят, но этого не забыл. Я был воином, но сражался только с воинами. Мои руки по локоть в крови, но это кровь равных. Это кровь воинов!

Не было больше проклятого мечника, бездушного и безразличного. Перед Охотником сидел рыцарь, заплативший огромную цену за нарушенное слово, но не забывший, что такое честь. Или наконец-то вспомнивший, что такое честь. Рыцарь, который больше всего на свете хотел исполнить главный долг воина: выйти на бой, чтобы защитить.

– Разреши мне поединок! Расмус не посмеет воспротивиться: ты держишь нити моего проклятия, ты в своем праве. Разреши!

– Ты хочешь победить?

– Я обязан победить.

– Орвар, – покачал головой Охотник, восхищаясь толстым уродом. – Хитрый обжора Орвар... он все предусмотрел, потребовал меч... А я все не мог понять, чего он на тебя так пялится... Теперь Грязнуля и Сапоги подумают...

– Что подумают? – не понял рыцарь.

– Не важно. – Охотник посмотрел Ингольфу в глаза. – Я ждал этого момента восемьсот лет, рыцарь. Я ждал, когда ты сам, не по принуждению, не по приказу, а по зову сердца, по велению души, по требованию совести захочешь выйти на поединок. По-настоящему захочешь. А потому не могу тебе отказать. Ты сразишься с Леннартом.

– Спасибо!

– Не спеши радоваться. – Охотник вновь стал спокойным и чуточку рассеянным. – Ты очарован Гарусой, но ты не разглядел главного: иногда, мой друг, победа и смерть шествуют рука об руку. Подумай об этом, проклятый рыцарь.

Бразар умер в тот самый миг, когда на горизонте появились заснеженные пики Мышиных гор. Когда Гаруса решила, что предсказание по каким-то причинам оказалось ложным и ее безумное предприятие может завершиться удачно. Когда она улыбнулась.

Именно в этот момент Бразар остановился, коротко выдохнул и медленно опустился на землю, аккуратно сложив в коленях ноги. Отдых у костра ночных тварей не прибавил скакуну сил, зато наполнил ложной уверенностью в себе. И холодным дыханием Отига. Покинув заброшенное кладбище, козел, несмотря на протесты Гарусы, помчал рысью, торопясь унести хозяйку от ночных тварей, а уж когда они вышли на знакомую дорогу, то и вовсе погнал без оглядки.

И не выдержал.

– Прости...

Нигири провела рукой по витым рогам, в которые когда-то вплетала магические нити, коснулась лба Бразара, отвернулась и, поудобнее перехватив меховой сверток, побрела к возвышающимся на горизонте горам. По колени проваливаясь в снег. Стискивая зубы. Чувствуя за спиной дыхание наемника.

Примерно через пятьдесят шагов Гаруса стала задыхаться, а одежда под шубой насквозь промокла – сказывалась незалеченная лихорадка. Голова кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги, а пот, выступающий на лбу, на ветру мгновенно превращался в лед.

Она перестала видеть горы. Но знала, что они где-то впереди.

Она перестала чувствовать руки, которыми прижимала к себе меховой сверток. Но знала, что не выронила его.

Шептать не получалось – губы не слушались.

Могла лишь повторять мысленно: «Не зря... Это все не зря... Не зря...»

Тусклое солнце нехотя, словно по приговору суда, выползло на небо. Начались пустоши Рьякванда – граничащая с Мышиными горами холмистая область. Тропа змеилась меж склонов, огибая базальтовые глыбы, в обилии валяющиеся по всему Рьякванду, и за одной из них Леннарт обнаружил тарвагского козла. Черный зверь лежал на снегу, аккуратно сложив под себя ноги, так, словно устроился отдохнуть. Но бока не вздымались – мертв. Нигири осталась без скакуна.

Довольный Изгой привстал на стременах.

За этой глыбой холмы стирались, превращая Рьякванд в равнину, тянущуюся до самого горизонта, над которым возвышались пики Мышиных гор, и уходящая от павшего козла цепочка следов была видна как на ладони.

И даже...

Несмотря на тусклое солнце, снег все равно слепил глаза, и темную точку на белом полотне наемник разглядел не сразу.

Догнал!

Леннарт зловеще усмехнулся, чмокнул губами, приказывая коню двигаться дальше, но тот неожиданно уперся. Изгой опустил взгляд и вздрогнул: путь ему преграждал широкоплечий мужчина. Остроносый и рыжеволосый. Изгой никогда не видел этого лица, но узнал одежду и меч.

Перед ним стоял проклятый Ингольф.

«Так вот что потребовал нигири за остатки магии!»

Проклиная тварей, выманивших у него меч, наемник спрыгнул на землю, снял варежки и, оставшись в перчатках, взял в правую руку длинный нож, а в левую, расстегнув застежку, тяжелый плащ.

Ингольф ждал, благородно позволяя сопернику подготовиться к схватке. Стоял, не чувствуя холода, бесстрастно наблюдал за приготовлениями противника, и думал...