Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2010)

Сам И. А., покамест, оказался самым молодым из всех, кто был в курсе дела. Ирония состояла в том, что, попытавшись убежать в будущее от КГБ, теперь он довольно быстро согласился вернуться под крыло М. К., своего прежнего куратора от этой организации. Какой еще мог у него быть разумный выход? Прописка его давно пропала, документов он не взял, личность его, приди он с улицы, установить было трудно.

М. К. к этому времени, правда, уже вышел в свободный (или почти свободный) полет. Выступал с сеансами массового гипноза, к нему потоком текли деньги.

Он согласился поселить И. А. у себя – сначала на одной квартире, потом на другой, затем на даче, помог организовать документы…

Но в ее собственной жизни давние проблески ясновидения были единственными прорывами через пространство и время, о которых она что-то достоверно знала.

И что все это значит? Если М. К. умер, его личность, его душа (следует признать, довольно-таки сволочная), его неповторимое «я» тоже умерли, растворились бесследно, – или все это продолжает существовать в какой-то другой вселенной? А может, кто-то (или что-то) существует над нами, все запоминает, все видит, все может уничтожить и заново создать по своей воле, при желании – в другом пространстве или времени?

1.Частная зубная клиника находилась возле метро «Чернышевская». На враче были светло-зеленый халат, полумаска, прикрывавшая нос и рот, и такого же цвета шапочка. Самому М. К. при входе выдали светло-зеленые бахилы.

М. К. откинулся в кресле. Врач отрегулировал спинку, подголовник. Как обычно в зубном деле, голова М. К. оказалась на том же уровне, что и ноги. Между полумаской и шапочкой врача – серые внимательные глаза, пшеничные брови. У лица пациента – сильные, уверенные, тщательно вымытые руки с коротко подстриженными ногтями. Возникло, но быстро рассосалось привычное при встрече с дантистом чувство стеснения в груди.

Еще несколько лет назад М. К. посмеялся бы над мыслью, что лечить зубы может быть приятно. Приятнее всего было то, что он вполне может позволить себе заплатить за качественное лечение и от этого не обеднеет. Когда-то в Канаде, давным-давно, ему приходилось посещать дантистов, работавших по западному стандарту, но проблема свободных денег, денег, за которые не надо отчитываться, в отличие от сегодняшнего дня, стояла тогда перед ним очень остро.

Канада… Именно в Канаде он впервые ненадолго почувствовал себя свободным человеком. Потом – облом, возвращение на родину, растянувшийся почти на тридцать лет процесс выкарабкивания. Как он в те годы ненавидел «совок»… Самое смешное, что сейчас он его больше не ненавидел. Сейчас он смотрел на эти годы совершенно иначе – ведь это были годы его собственного становления.

От достигнутого у него кружилась голова. Он ощущал себя неотъемлемой частью могучего вихря, вихря перемен, ворвавшегося в страну, не какой-нибудь жалкой пылинкой, несущейся куда попало. Все, что казалось долгие годы тусклым, мучительным, ненужным, обрело теперь новый смысл.

Сотни, тысячи лиц, зал, колышащийся перед ним, как пшеничное поле.

Дар власти, нет, не государственной, а власти над душами, непосредственной, как прикосновение. Колышащиеся колосья, синяя гроза, растущая над горизонтом…

– Укольчик?

М. К. кивнул, насколько позволяло положение в кресле.

Когда он ощутил в себе этот дар?

Прямо ответить на этот вопрос было трудно, даже самому себе.

Мешало своеобразие его памяти. Про себя он называл свою память «ситуационной». Он знал, что большинство людей вспоминает прошлое иначе, так сказать, исторически. «Намедни… в прошлом году… до того, как дядя Миша женился…» Ну а он отлично, до мельчайших деталей, помнил давно забытые другими ситуации, но с трудом мог расположить их во временной последовательности, и вообще восстановить, как они были между собою связаны.

Красноватая, похожая на закатное солнце родинка под ключицей у Татьяны. Сумасшедший изобретатель-профессор на фоне крымских гор у похожего на лягушку «Москвича» первой модели.

Эти и другие ситуации способствовали пробуждению его дара, открыли двери чуду. Но – когда, почему? Он очень хорошо помнил, как что-то толкнулось внутри, около сердца, легкий зуд возник в голове, под черепом, возле затылка. Раскрылось окно, в комнату ворвался влажный грозовой ветер.

Он подумал, что мог бы легко, в одно мгновение, загипнотизировать, подчинить себе дантиста. Он чуть растянул уголки широко раскрытого рта – вместо усмешки. Нет уж, пусть врач делает свое дело сам, без гипноза у профессионала получается лучше.

Расплатившись, М. К. вышел на улицу. Любимый «пежо» был припаркован на противоположной стороне, по диагонали от немецкого консульства. Соседство консульства снижало вероятность каких-нибудь глупостей, вроде угона.

У него в гараже имелись и другие машины, но выезжая один, по повседневным делам, он предпочитал свой «пежо». Эту модель, серебристый 306-й, он приобрел год назад, во время последней поездки во Францию. До этого существовали другие, но в душе он оставался верен фирме, приглянувшейся ему еще во время работы в Канаде, хотя, спору нет, для представительства лучше «мерс» или «БМВ», а для поездок по российскому бездорожью – джип.

Все это, впрочем, у него тоже было.

Спешить было некуда, М. К. специально освободил вечер, решив переночевать на городской квартире. О том, где его искать, в кои-то веки никто не знает.

«Пежо» был на месте. Недалеко от машины – полуподвальное кафе. Во рту все еще чувстовался вкус используемых в зубоврачебном деле препаратов, челюсть не до конца отошла от укола. Твердого есть еще нельзя, но чашка кофе не помешает.

Перед тем как спускаться по ступеням, он помедлил, огляделся. Желтые листья на тротуарах, бульвар в мягкой дымке – первые числа сентября, дети уже пошли в школу, еще тепло, но все-таки уже осень. Иногда его узнавали на улице, разумеется, из-за того, что его довольно часто показывали по телевизору, но сейчас никому до него не было дела, – ну и слава Богу.

Внизу – приглушенный свет ламп, столы темного дерева, тихая музыка, никаких пошлых афиш, календарей – обстановка ему понравилась и он заказал кофе.

Девушка за стойкой была азиатка – киргизка, там, или казашка. Красивая, так и полоснула косыми глазами. М. К. чуть улыбнулся – уголки рта саднило – и добавил к заказу пятьдесят грамм коньяку, но, усевшись за столик, взгляда почти не поднимал – смотрел на свои руки, на черный зрачок кофе, в котором отражалась красноватая лампочка, на золотистый бокал.

2.В кафе он был единственным посетителем. Это создавало приятную напряженность, один полюс – он сам, другой – огненноглазая девушка за баром.