Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Заставить невозможно, разве что убедить? Но для этого правда нуждается в силе. Не в моральной, а что ни на есть физической.

Реальной, убедительной…

Перед самой высадкой мне удалось расспросить Тоота о странностях в поведении властей Хорда. Почему гарцук Дираха вместо того, чтобы отправить меня в ртутные шахты или на сбор водорослей, послал на Дьори, да еще в такой разношерстной компании, в которой отчетливо просматривалась и высшая, может, даже абсолютная власть, и смирение, переходящее в уныние и самоуничижение.

Он почесался, давая понять, что догадается, к чему я клоню.

— Чему, товарищ, собственно ты удивляешься? Неужели, Роото, ты всерьез полагал, что славные не ведали, что ты творишь, какую ахинею несешь… Особенно про этих, как их… великанов ростом с пальму! То есть, по самым приблизительным прикидкам что-то около пяти средних ростов нормального поселянина. Ты в своем уме, товарищ? Подобные существа не в силах справиться с притяжением Хорда. Они были бы обречены на ползание, потому что никакая сердечно-сосудистая система в условиях повышенной силы тяжести не обеспечит перекачки крови по организму.

Я попытался было возразить, но он жестом остановил меня.

— Я понимаю, «великаны», это как бы в переносном смысле. Что это, так сказать, вымысел. Вот и задайся вопросом, а нужен ли подобный вымысел ковчегу? Неужели ты полагал, что славным неизвестно, что ты видишь сны? Глупо, товарищ… Они знают обо всех и обо всем, а если чего не знают, заглянут к поселянину на огонек и мирно спросят — объясни, мил-друг, какие-такие сны ты видишь? Если в твоих снах обнаружится хотя бы толика полезной для ковчега информации, тебя никогда не сунут в интеллектор.

— А если не будет?

— Ну, приятель, — он развел руками (кисть у него уже почти отросла). — Что ж тогда жаловаться. Если ты вдруг стал негоден, если толку от тебя, кроме вреда, никакого, о чем тут рассуждать! Сам попросишься в интеллектор. Там хорошо, там уютно. Мне предлагали, но я отказался — слишком высокая честь.

— Позволь, но как же ваши старики, уже не способные трудиться на благо ковчега? Как другое простолюдье, лишенное возможности помочь в строительстве? Как быть с мамками, вышедшими из яйценосного возраста? Их тоже в интеллектор?

— Зачем? — Тоот почесал живот, что на человечьем языке означало «пожал плечами», и добавил. — Они побираются, и всякий добрый поселянин готов уделить им долю из своего пайка.

— Час от часу не легче. Зная о том, что их ждет в старости, они тем не менее трудятся изо всех сил, созидая ковчег?

— Разве, товарищ, у вас в горах по-другому? Разве не вынужден каждый тащить свой камень, а когда сбросит его в общую кучу, разве у вас не суют ему кусок черствого хлеба и не предлагают отойти в сторонку?

Я уже совсем было собрался сказать «у нас по-другому», но, глянув в проницательные глаза Тоота, не решился на обман. Беда с этими образованными пролетариями, все-то они понимают, на семь пядей под землей видят. Это с одной стороны, с другой — только заикнись при этом «революционере» о необходимости уничтожения ковчега! Он меня живьем съест!

Между тем лоцманское суденышко двинулось в сторону двух, почти смыкавшихся цепочек гор, сбегавших к водной глади. Через полчаса впереди, в скалах открылся проход, ведущий в бухту. По берегу и впрямь росли деревья, зеленью и иголками напоминавшие наши лиственницы и кедры. Открытое море за кормой «Калликуса» было пустынно насколько хватало глаз, но как только судно миновало узкий, по-видимому, очень глубокий пролив и впереди на склонах гор открылось обширное поселение, — на акватории обширной бухты тут и там засверкали разноцветные паруса.

Бухта, на берегу которой была расположена столица материка, оказалась сродни самым поразительным чудесам природы. Судя по геометрически ровным, округлым очертаниям, она очень походила на жерло вулкана, тем более что посреди искрящейся на солнцах водной глади возвышался обширный скалистый остров. Море когда-то заполнило эту впадину, но что это был за вулкан, жерло которого в диаметре даже по самым скромным меркам составляло не менее нескольких километров? Что, если огнедышащая гора оживет вновь? Славные рассчитывают, что их к тому моменту уже не будет на Хорде?

Я присмотрелся к срединному островку. Над кромкой осклизлых, поросших водорослями прибрежных камней вставали живописные скальные откосы, а еще выше наклонные стены с прорезанными в них по всей плоскости овальными бойницами. Такими же укреплениями была обнесена резиденция гарцука на Дирахе, только здесь стены были куда мощнее и выше. За их верхней зубчатой кромкой теснились шпили и купола. В центральной части острова, к которому приближался «Калликус», возвышалась узкая пирамидальная башня, несущая на боковых гранях несколько десятков антенн самых разнообразных конструкций.

Тоот указал на остров.

— Запретный город, — потом, помолчав, добавил. — Туда везут. Там такие подземелья, что будь здоров, — он вздрогнул всем телом. — Даже озноб от ужаса пробирает! Ничего, посидим, привыкнем. Одним словом, сдюжим… Правду не скроешь, не закопаешь, верно, Роото?

В его взгляде читался откровенный страх.

— Доложим все, как было — видели чудо. Своими глазами. Сновидения — это ужасно полезная штука. Послушай, если приснится, что ходишь по воде, аки по суху, то и в самом деле обретешь способность бегать по глади морской? Правильно, товарищ, я мыслю?

Он с надеждой посмотрел на меня.

— Ну-у, не совсем так.

— Но в целом излагаю верно?

Я кивнул. Что мне оставалось делать. Он был неистребимый фантазер, оптимист и естествоиспытатель.

— Тебе цены, нет, товарищ, — обрадовался Тоот. — Мы тут таких дел понаворочаем!

— Если на волю выпустят, — уныло отозвался я.

— Ковчегу нужно время, чтобы обмыслить сказанное. Посидим, помучаемся, пока там будут решать. Справедливость все равно восторжествует. Правильно я говорю?

Я пожал плечами.

Как только «Калликус» причалил к каменному пирсу, устроенному в восточной части острова, всю команду, за исключением Дуэрни, старцев и Огуста, повели к западному бастиону. Туути, нервно почесываясь и тревожно озираясь, по секрету сообщил мне, что там расположена темница для простолюдья.

— Если все вместе, куда ни шло, — поделился он со мной.

Голос Туути звучал так, словно страж дудел в трубу — этакий густой, приятный басок под сурдинку.

— Посидим, покукуем, глядишь, дурь и выветрится. Ты, знахарь, вот что, держись ко мне поближе. И вы, ребята, тоже, — обратился он к матросам с «Калликуса», которым тоже было приказано собрать пожитки и следовать в подземелье.

Они тут же сгрудились, притиснулись к нам.