Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Аппарат плавно отплыл от станции, створки люка задвинулись.

«Гляди в сторону главных палуб».

В том направлении пространство было свободно от газовых струй, стекавших с поверхности Дауриса. Яркий искристый обод Галактической спирали ясно читался в междуцарствии двух светил.

Там, ближе к поверхности раскаленного Тавриса, вдруг возникла слепящая, болезненно-яркая даже через особое стекло шлема точка. Она внезапно расплылась в линию, обернулась четырехконечной звездой. Наконец и эта блистающая на фоне черного провала космоса фигура растянулась, и из образовавшегося отверстия, прорывая пространственную плеву вывалился гигантский звездолет.

Это был «Неугомонный». Следом за ним в трехмерный континуум выплыл следующий корабль, формой также напоминавший когда-то бывший мне родным фламатер. Те же два разновеликих усеченных конуса, соединенных основаниями, та же архитектура надстроек, но размерами и величественностью этот звездопроходец значительно превосходил «Неугомонного».

«Линейный, I класса… — с гордостью прогнусавил Быстролетный. — Адмирал, построенный спустя пятьсот тыщ лет после того, как наш Неугомонный отправился в экспедицию. Помнишь, отмалчивался на Беркте, прятался в углу. А это транспортник третьего класса, Так, работяга…»

Третий звездный прыгун был поменьше первых двух, но ярче залит огнями.

— Что за сходка? — вслух воскликнул я.

Быстролетный тоже откликнулся в звуковом диапазоне.

— Суд. У вас он называется военно-полевым…

— А у вас?

— Неважно.

Тем временем сгрудившиеся возле приводной станции корабли образовали треугольник, и спустя некоторое время со стороны комплекса показался удлиненный, коротколапый, непроницаемо черный, похожий на утолщенную камбалу, «Несущий бремя». Каждый из трех прибывших на станцию звездолетов казался великаном по сравнению с извлеченным из недр приводного комплекса Черным гарцуком. Двигался тот нехотя, против воли, поминутно тормозил, силился освободиться от гравитационного захвата. Неожиданно «Несущий бремя» перевернулся на спину, и в этот момент на передней части, на брюхе, отчаянно замигал золотистый огонек.

В следующее мгновение звездолет архонтов получил толчок и, набирая ход, кувыркаясь, полетел в точку, в которой через какое-то время должен был оказаться раскаленный карлик.

Вот что еще запомнилось. В последний момент, когда узкий, изогнутый знаком вопроса протуберанец коснулся обреченного звездолета, на его корпусе разом вспыхнуло разноцветье огней.

Быстролетный с некоторым даже презрением хмыкнул, перевел световой код.

«Погибаю, но не сдаюсь. Они, архонты, все одного корня. Упрутся — не сдвинешь».

Корпус транспортного фламатера вдруг окрасился в алый цвет, затем в золотистый. Вот «Несущий бремя на спине» нырнул в хромосферу, вспыхнул и исчез.

Прибывшие с Беркты звездные прыгуны по одному — первым двинулся самый большой звездолет — вползали в распахнувшиеся ворота всех трех главных палуб. Когда посадка была закончена, створки задвинулись и на мгновение окрасились тем же жутким алым цветом.

— Теперь — навсегда… — заключил Быстролетный. — Никто уже не сможет извлечь их отсюда. Кто бы мог подумать, что последним пристанищем остатков флота окажется какая-то дыра на отшибе, сооруженная в совершенно неприемлемых условиях.

Последним аккордом в этом в этом удивительном действе стало появление исполинских фигур Каллиопы, Георгия и Василь Васильевича, мерно ступающих по неровной, бугристой поверхности станции. Неожиданно они всплыли и не спеша облетели ту часть станции, где располагался главный причал. Каллиопа что-то походя сеяла. Георгий вскинул двуручный меч и с размаху вонзил его в тело станции.

Приводной комплекс вздрогнул, мелкие волны озноба пробежали по многокилометровому корпусу, с него посыпались осколки и набирая скорость, поплыли в сторону Дауриса.

— Ее заколдовали и запечатали, — сообщил вернослужащий. — Каллиопе именем галактического синклита было назначено совершить последний обряд. Никому теперь нет доступа на приводную станцию. Георгий и Фавн — свидетели.

— Так вот почему попечитель доставил их сюда! — догадался я.

— Конечно, но перво-наперво помочь тебе.

Неожиданно голом его изменился, приобрел уже знакомую мне напористую властность.

— Свою задачу ты выполнил. Ты неплохо потрудился, Серый. За это тебя ждет награда.

— Это вы, ваше попечительство? — голос мой задрожал от возмущения. — Это вы позволили бросить в пасть Черному гарцуку двенадцать невинных душ.

— Перестань, Володя. Их имена не будут забыты или народ хордов вновь подвергнется испытаниям.

— Но я полагал, что запустив нейтринные сущности в плоть фламатера, я обессилил его. Или я промахнулся?

— Нет, ты попал в цель. Но хватит о свихнувшемся звездолете. Теперь, волчара, пришел черед ковчега! — он помолчал, потом добавил. — И не осуждай меня пролитием крови. Так было и так будет, пока все мы: и Хорд, и Даурис, и Таврис, и Земля, и Сатурн, и Солнце, и ядро Галактики не обретут разум и веру. Пока не сольются в едином, страдающем и ликующем, хороводе согласия. Кстати, приятель, сколько чудес я навидался в пространстве, но такой диковинки, как голубое небо, не встречал нигде. Это просто прелесть! Вам бы жить и жить в мире…

— Что же там творится на Земле? — спросил я. — По-прежнему кровь друг другу пускают?

— Не то слово… — после короткой паузы признался попечитель, — но об этом после.

Я помолчал.

Сколько сил и страсти я вложил, описывая губошлепам райскую планету, где, как мне верилось, наступили тишь и благодать. Ведь над нами всеми сияло редчайшая диковинка во вселенной — голубое небо. Одно на всех, голубиной святости, лишенное разноцветья. И под таким небом мы уже которое тысячелетие режем друг друга, твердим одно и то же: это мое и это мое. Я впервые до душевной боли задался вопросом — чем же наградил я поселян? Будущими религиозными войнами, когда брат пойдет на брата, посмевшего иначе именовать нерукотворный ковчег? Посмевшего проводить по лбу левой, а не правой рукой?

Что ждет теперь хордян?

Нашествия орд, преследование всякого, кто посмеет думать иначе? Неужели они тоже когда-нибудь примутся жечь ведьм, еретиков, схизматиков, язычников? Крушить города, бить ручных летающих зверюшек по головам? Убивать и каяться, зверствовать и лицемерить?.. Мне больно было касаться этой темы, оставим ее на потом.

В следующий момент до меня дошло, что попечитель поздравляет меня с очередным званием. Теперь я галактический хранитель.

— Так постановил Синклит, — заявил попечитель. — Следующим пунктом послания устанавливается ответственность Каллиопы за Землю и Хорд. Теперь ей звание не сольветера, но мать. Ей придется насадить среди губошлепов культ красоты, плодородия и материнской любви. Но это потом, а пока нас ждет ковчег. Потом можно подумать и о возвращении на Землю.