Эрик Рассел - Течение Алкиона. Антология британской фантастики

— Ты сказала, что занималась монитором для Шарло. Это неправда. Монитор устанавливал дель Арко. Он его чистит и проверяет. Ты даже не подходишь к нему.

— Мы тебе солгали, — сказала она. — Я здесь потому, что настояла на этом.

— И зачем тебе это?

— Потому что это мой корабль, Грейнджер. Я первая на нем летала. Между прочим, я училась в училище на Пенафлоре. В училище пилотов.

Я удивился и чуть не рассмеялся, но в последний момент не сделал этого, так как сразу же осознал, что это значит — отдать корабль кому-то другому. Была она таксистом или нет, а этот корабль она чувствовала так же, как и я теперь.

— Черт меня побери, почему ты не сказала об этом? — требовательно спросил я.

— После того, что ты заявил об ипподромных жокеях? Кроме того, когда мы впервые встретились, ты предельно четко дал понять, что не желаешь ничего знать обо всех нас. Какова бы была твоя реакция, если бы я сказала, что я тоже космический пилот?

— Я бы рассмеялся, — ответил я.

— Вот так-то, — передразнила она меня.

Я парировал насмешливо-самоуверенным тоном:

— А теперь пей «майен фини».

Если бы можно было хлопнуть дверью космического корабля, она бы это непременно сделала. Я выпил «майен фини».

Почти в тот же миг, или это мне показалось, кто-то принялся трясти меня. Я мгновенно пришел в себя, подумав, что что-то не в порядке. Но меня будили неторопливо — это был Джонни.

Пришлось встать, чтобы остановить судороги в теле. Я взглянул на часы. Прошло ровно восемь часов, как мы сели.

— Алахак только что стартовал, — сообщил Джонни.

— Он не связывался с нами?

— Нет.

Алахак в своем стиле.

Я втерся в кресло, но не закрепился и не надел капор.

— Дай мне что-нибудь поесть поплотнее, — сказал я. — Нужно, чтобы кишки были в порядке.

— Все готово. Ив сейчас принесет.

— Хорошо. Если вас попрактиковать пару лет, то можно сделать нечто подобное хорошему экипажу.

Ив принесла кашу, и я с максимальной скоростью проглотил ее. Дело не в том, что у каши плохой вкус или еще что-то, просто на пищу не стоит обращать внимания. В глубоком космосе еда — это просто функция организма.

Через несколько минут я полностью проснулся и почувствовал, что готов взяться за Течение Алкиона. Позади у нас, если перевести на мили, было столько же, сколько и впереди, не меньше. Больше нечего было бояться, если держишь глаза открытыми, а сам все время начеку.

И два дня прошли как один. Путь был быстрым, но с подвохами, и было похоже, что нас ничто не ставило в тупик. Грязь была невероятная. Чем дальше мы углублялись в ядро, тем плотнее становились пылевые тучи. Но была и просто пыль, устойчивая пыль, которая шелестела по крыльям все сильнее, но я был уже знаком с ней, и мне было легче. Потому что уровень трудности был примерно одинаков. Наверное, управлять кораблем было легче, чем я раньше осмеливался предполагать, но я не благодарил судьбу. Нам не нужна была удача. Бурь было много, но ни одна не погналась за нами. Однажды, около двенадцати дня по корабельному времени, мы подверглись жуткому обстрелу вихревой пыли. Она опалила мои руки, обожгла лицо, но напряжение сознания не было таким страшным, и я нормально перенес эту неприятность.

Алахак был неукротим. «Гимния», казалось, брала все препятствия одним махом. Она шла чуть медленнее, чем накануне, редко достигая пяти тысяч световых лет. Далеко впереди лежало все, что необходимо было тщательно сделать в Течении Алкиона. Но перипетии вчерашнего дня принесли мне опыт, если не мудрость.

Прошло тридцать семь часов, прежде чем я решил выйти из контакта с «Гимнией», начав приготовления к последнему прыжку перед посадкой. Когда я начал опускаться, пришел их сигнал. Я прослушал послание на магнитофоне, уменьшив его скорость. Оно гласило: «Не теряй времени. Все в порядке. Вероятно, смогу завтра увидеть тебя».

Я еще уменьшил скорость, чтобы отчетливо слышать слова. Но это был голос не Алахака. Он звучал торопливо и высоко. В нем были истерические нотки, которые совсем не походили на спокойный глубокий тон Алахака. Я знал, что ключевое слово было «вероятно». Оно давало уверенность, что у Алахака ничего не получилось. Он знал, что «Гимния» не сможет сделать необходимое; но был слишком вежлив, чтобы произнести это вслух.

— Ладно, — сказал я. — пока не говори «прощай».

Я опустился на ночной стороне планеты одного из солнц согласно координатам, которые прошлой ночью послал Алахак. Она была такой же заброшенной, как и предыдущая, но это мне понравилось. Мир, который начисто лишен чего бы то ни было, — это мир, которому больше всего можно доверять. А когда до ядра Течения Алкиона всего лишь час полета, нужно чему-то доверять, насколько это возможно.

Я осмотрел небо из корабля. Ядро извивалось по всему небосводу, наполненному светом и потрясенному бурями.

«Вон там, — думал я, — тридцать рэмродов „Карадок“ и „Потерянная Звезда“, и Алахак, и остовы шести-восьми кораблей, которые пытались совершить то, что мы пытаемся сделать сейчас».

«Завтра войдем, — внес свое замечание ветер, и у него было больше энтузиазма, чем у меня. — Мы почти на месте».

«Ты не можешь вернуться в свою оболочку, — напомнил я ему. — Судьба корабля зависит исключительно от спокойствия моего ума».

«Как пожелаешь, — ответил шепот. — Но я буду здесь. Не забывай обо мне».

Как же я смогу это сделать?

Я отстегнулся. Ив приготовила тонизатор. Он был острым на вкус, но поглотил и боль, и напряжение уже через несколько минут. Когда я обернулся, дель Арко занимался монитором.

— Приличная коллекция, — прокомментировал я. — Смотрите, чтобы ребята дома ничего не пропустили.

Он взглянул на меня, но ничего не ответил. Поскольку Ротгара не было, я вызвал его, чтобы убедиться, что все в порядке. Ему было не очень хорошо, но он подтвердил, что полет идет совершенно нормально.

Покинув свою «люльку», я пошел к своей койке, имея кое-какие мысли, но решил не придерживаться формальностей. В тот момент, когда я опускался на койку, у меня появилось предчувствие, что что-то должно произойти.

Я не был в полном нокауте, но спал безмятежно около тридцати часов. Когда проснулся, то первое, что я услышал, был слабый звук маяка «Гимнии». Он был чистым и звучал, как колокол.

Джонни был на страже. Он развернулся ко мне, когда я сел.

— В конце концов он это совершил! — сказал я. — Он сказал — двенадцать или тринадцать часов. Теперь он должен быть там!

Джонни покачал головой.

— Я наблюдал за трассой, и он все еще движется. Но движется смертельно медленно. Думаю, все оказалось более трудным, чем он предполагал.

— Ты не можешь так говорить, — сказал я. Но когда проверил приборы, то понял, что он прав. Алахак все еще летел на сверхсветовой. И как раз тогда, когда я сидел, изучая траекторию полета, «Гимния» вскрикнула.