Зиновий Юрьев - Быстрые сны

Мистер Чернов – это я. Надо привыкать. Машина плавно набирала скорость.

– Бедная девушка! – сказал Павел Дмитриевич. – Это несчастный случай?

– Пока трудно сказать. – Старик, не оборачиваясь к нам, слегка пожал плечами, и пальто сзади сморщилось и стало похоже на его морщинистую шею. – Как будто она поехала вечером в Буэнас-Вистас на свидание со своим молодым человеком, и по дороге машина взорвалась. Как, что, почему – пока никто не знает. Мне жаль и ее, жаль и того, что ваш приезд омрачен этим событием. Когда я узнал, что вы согласились приехать к нам, я сказал Марте: «Марта, приедет Пол, и все вокруг него завертится, как в вихре. Как тогда в Москве, когда он нас чуть не замучил своим гостеприимством и своей энергией…»

– Как поживает Марта?

– О, она здорова, насколько можно быть здоровым в нашем возрасте. И знаете, Пол, что она сказала? Она сказала, что приготовит в день вашего приезда истинно русский обед для вас. И вот… – Профессор Хамберт замолчал.

Стекла были подняты, в салоне было тепло и тихо автомобильной тишиной. Эта тишина складывалась из множества звуков: ровного гудения двигателя, мягкого шипения теплого воздуха из печки, щелканья стеклоочистителей. Встречные машины проносились с мягким шелестом.

Мы молчали. Я смотрел на спину Хамберта. Возраст профессора выдавала его шея. Ему, наверное, действительно было много лет, потому что шея была похожа на черепашью, только вылезала она не из панциря, а из темно-серого тяжелого пальто.

– Вы простите меня, друзья, что я молчу, – вдруг сказал профессор, не отрывая взгляда от дороги. – Поверьте, я очень рад вашему приезду… Но я никак не могу прийти в себя. Лина Каррадос… – Я не мог, конечно, слышать, как профессор всхлипнул, но плечи его явственно вздрогнули. – Она… она стала мне за это время как… дочь. Вы же знаете, Пол, у меня никогда не было детей. И вдруг эта девочка… В ней было столько жизни, огня, озорства… Я ловил себя на том, что ждал с нетерпением каждой новой встречи с ней. А Марта просто не отпускала ее от себя. «Миссис Хамберт, – начинала смеяться Лина, – я не могу относиться к вам хорошо». – «Почему?» – спрашивала Марта. «Потому что я влюблена в вашего мужа». – «Лина, он даже не годится тебе в дедушки», – говорила Марта. «Ах, миссис Хамберт, для чего мне дедушка, – покатывалась со смеху Лина, – у меня есть полный набор дедушек. Мне нужен муж. У меня еще не было ни одного мужа. Отдайте мне его, а, миссис Хамберт?» И знаете что, Пол, она действительно любила меня. Как дочь, конечно. Я видел это по ее глазам. – Профессор вздохнул тяжко и безнадежно, и вздох его был слышен даже на фоне работающего мотора.

Мы молчали. Что можно было сказать? Какими словами можно облегчить боль, вызванную смертью близкого человека?

– А где же сам Шервуд? – спросил я Павла Дмитриевича по-русски. – Неужели аэропорт так далеко от города?

– Нет, мы едем не в Шервуд, а в Буэнас-Вистас. Это маленький городок не очень далеко от Шервуда. Хамберт сказал мне по телефону, что они в Буэнас-Вистас.

– А скоро Буэнас-Вистас? – спросил я профессора Хамберта.

Это был первый мой вопрос, заданный в Шервуде, и я тщательно сконструировал его в уме, хорошо отрепетировал и только после этого произнес вслух.

– Уже въезжаем, мистер Чернов.

Мы ехали по улице моего сна. Та самая улица, я бы узнал ее среди миллиона улиц миллиона городов.

– Можно попросить вас ехать чуточку медленнее? – попросил я.

– О, конечно.

А вот и банк. «Киферс банк». И так же, как и во сне, я различил слово «банк» и не мог различить буквы в первом слове. Если во сне я видел этот банк глазами Лины, то зрение у нас, очевидно, было примерно одинаковое.

Маленький, уютный городок. Длинная улица, застроенная небольшими домами.

Машина свернула на совсем узенькую боковую дорогу.

– Линина машина взорвалась здесь недалеко. Не успела она выехать, бедняжка, из Лейквью, как произошел взрыв. А вот и Лейквью.

Среди высоких сосен стоял красивый светлый двухэтажный дом, а вокруг него прятались в кустах несколько коттеджиков – совсем как какой-нибудь подмосковный дом отдыха.

– Сейчас я покажу вам ваше жилище. Вот ваш домик.

Машина остановилась на заасфальтированной площадке у входа в забавный маленький коттедж трогательного старинного вида, если не считать телеантенну на крыше. Позади домика, за зубчатой темной бахромой кустов, рыбьей чешуей сверкнула полоска воды. Ну конечно, Лейквью. «Вид на озеро» в переводе на русский.

Я выгрузил наши чемоданы, и мы вошли в дом.

– Надеюсь, вам здесь будет удобно, – сказал профессор Хамберт.

– Конечно же, о чем вы говорите, – пожал плечами Павел Дмитриевич, стремительно обегая две спаленки, небольшую гостиную с телевизором и нарядную кухню.

– Отдохните, а в восемь я зайду за вами, и мы пойдем пообедаем к нам. Это здесь же. Конечно, это будет совсем не тот обед, о котором мечтала Марта… О господи! – тяжко, по-коровьи, вздохнул профессор, вынул носовой платок и промокнул глаза. – Простите меня, джентльмены.

Он медленно согнулся, с трудом сел в машину и начал разворачиваться, чтобы отъехать от нашего домика. Он опустил стекло, сделал жалкую попытку улыбнуться и крикнул дрожащим фальцетом:

– До восьми!

– Хорошо, Хью, мы будем ждать, – сказал Павел Дмитриевич.

– Павел Дмитриевич, – сказал я, – я не хотел говорить вам раньше, но все равно я должен. Я не слышу больше чужих мыслей. Я пробовал много раз. Это не вопрос – хуже или лучше, этого просто нет. Как будто и не было никогда.

– Милич, вы знаете, кто такой Хью Хамберт? – спросил капитан Трэгг и посмотрел на лейтенанта, сидевшего в кресле и пытавшегося заклеить трещинку в сигарете.

Он отрывал кусочек бумаги с голого края сигареты, слюнявил его и прилеплял к дырочке, но заплаты не держались, и у лейтенанта поэтому было недовольное лицо. Он непонимающе посмотрел на капитана.

– Послушайте, Милич, если бы вы даже решили штопать у меня в кабинете носки, я бы все равно не мог прибавить вам зарплату. Бросьте сигарету и ответьте на мой вопрос.

– Хамберт? Знаменитый астроном и философ.

– Прекрасно. Что значит – образованный человек… Ладно, ладно, не испепеляйте меня взглядом. Я уже привык к вашим испепеляющим взглядам.

– Скажите, почему вы саркастически настроены только утром? – спросил лейтенант Милич и с видимым сожалением достал новую сигарету.

– Потому что с утра у меня ясная голова. Так вот, только что эту ясную голову призвал к себе сам и приказал отправить в Лейквью, около Буэнас-Вистас, нашего самого образованного и самого толкового сотрудника…

– Когда мне ехать? – спросил лейтенант.

– Как вы догадались? – В притворном изумлении капитан широко развел руками.