Николай Науменко - Фантастика 2003. Выпуск 1

Все время, пока мы ждали экомобиль, Лелька смирно сидела на обочине прислоненная спиной к березе, глядя на нас большими злыми глазами. Липучки я с неё содрал, но вот развязывать и снимать со рта скотч не спешил. В конце концов, это мы считаем, что спасаем ее, она же может считать, что мы ее похители.

Мы предупредили диспетчера, что такси должно быть автоматическое, без водителя, а то еще неизвестно, как бы тот себя повел, увидев, что мы запихиваем в его машину голую, завернутую в простынку девушку. Скотч я ей осторожно-осторожно отлепил уже на полпути к городу.

— Козлы! — сказала она. — Говнюки! А ну-ка верните меня обратно!

— Лёля перестань, — сказал я, — там же все ненастоящее.

— А мне, может, нравится?!!

— Там ты живешь в красивой сказке, но это — не реальность, понимаешь?

— Да пошел ты со своей реальностью, ненавижу я твою вонючую реальность! — рявкнула она.

Одно слово, эльфийка, утонченная натура…

— Лёля, милая, — сказал я. — Я понимаю, ты сейчас в шоке, но это пройдет. Вы ведь там все медленно сходите с ума. Уже через месяц ты не сможешь жить в нормальном мире…

— А я не хочу жить в твоём гребанном мире! Кому я там нужна?! Кто меня там любит?!

— Я люблю, — неожиданно прорезался Какукавка.

— Да пошел ты со своей любовью, урод проклятый! — заорала она. — Все из-за тебя! Ты ему настучал?! — кивнула она на меня. — Конечно ты, кто же еще?! Гад! Сволочь! Тролль очкастый.

И тут она разрыдалась. Ну, слава Богу. Это уже по-человечески. Посмотрим, что будет дальше. Может быть, она все-таки не вернется к Гэндальфу? И не проследить — у меня каникулы заканчиваются… Да и есть ли смысл следить?

А если вернется? Буду я её снова вытаскивать? Вопрос, блин. Не зря мне пелось: «Что за хрень?… Шизафрень».

текст отсутствует

Я очень люблю копаться в старых — довоенных и дореволюционных — журналах, ходить по букинистам. Потому что — это захватывающе интересно. Хотя бы потому, что с пожелтевших страниц перед тобой раскрывается какая-то другая история нашей литературы — неофициальная, недоизученная, недоозвученная, незадерганная коллегами-критиками. И — поучительная. Когда-то даже хотелось написать большую занимательную книгу о «белых пятнах» русской фантастики, об этих самых малоизвестных страницах ее литературной и издательской ипостасях — забытых именах и произведениях, курьезных фактах и случаях. Но кому сегодня нужны книги о фантастике? А между тем, короткие и большие, печальные и забавные, поучительные и не очень истории и историйки пополняли мою коллекцию. Кое-что уже печаталось на страницах журнала «Если», в альманахе «Фантастика» и сборнике «Русский Сфинкс», а с некоторыми из них читатель познакомится впервые. Заметки эти я решил не систематизировать — ни по хронологии, ни по темам, ни по странам, а решил сохранить хаотичную драматургию «записных книжек», ибо такова сама история нашей фантастической словесности.

История русской фантастической литературы примечательна не только удивительными событиями, книгами и именами, но и обилием "белых пятен".

Споры о том, кому отдать титул первого научного фантаста России продолжаются до сих пор. Как это не удивительно, но претендентов на обладание короной Первого оказывается предостаточно. Удивительные имена встречаем в списках "соревнующихся": тут и М. Херасков, и В. Левшин, и М. Щербатов, и В.Одоевский. И все-таки первую главу гипотетической истории отечественной фантастической литературы справедливо будет открыть другим именем. И для этого нам потребуется отправиться в ХVIII век.

Эпоха расцвета литературной утопии. В это же время происходит рождение новой русской литературы, впервые выходит на литературные подмостки авторская проза, а фантастика, наконец, расстается со своим устно-рукописным детством. Примечательно, что в этот же период происходит процесс проникновения и закрепления на российской культурной почве литературной утопии. Однако легкомысленно было бы утверждать, что рождением самостийной утопии наша литература обязана исключительно влиянию европейской культуры. В той или иной форме утопические мотивы издревле бытовали в России: в сказочных и фольклорных сюжетах, апокрифах, житиях и прочих созданиях устного народного творчества. Другое дело, что до XVIII века утопия у нас отсутствовала как особый, самостоятельный вид художественного творчества, оторванный от синкретизма фольклорного мышления, как художественное создание конкретного автора. Все это в свою очередь послужило веским поводом к закладке в нашей литературе фундамента самоценной фантастики.

Об одном таком произведении, соединившем в себе черты двух новорожденных жанров, и пойдет речь в этом небольшом очерке.

Итак, год 1769-й от Рождества Христова. В Провинциальном Баранове (что в Смоленской губернии) вышла презабавнейшая книжечка анонимного автора. В ней были опубликованы две разножанровые повести: "Любовь Псиши и Купидона" и "Дворянин-философ, аллегория". Последняя из повестей изрядно озадачила читателей. Приглядимся к ней и мы.

…Некий "дворянин-философ, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может", скуки ради вознамерился создать в своем поместье модель Вселенной. В основу наш герой положил системы Птоломея, Тихо-Браге, Декарта, Коперника и… собственную (Земля то приближается, то удаляется от Солнца, от чего возникают ветры и происходит смена года). По началу, вроде бы, и нет ничего фантастического. Забава образованного, но скучающего помещика, да и только. Разметил на обширной территории селения и орбиты, разместил островки-"планеты", звезды и заселил вновь созданные миры обитателями-"планетянами". И получилась такая система: на Земле у него живут муравьи, на Сириусе — страусы, на Сатурне — лебеди и так далее. Однако постепенно мы узнаем, что все эти архитектурно-космические изыски — суть определенная Идея. Увидеть Вселенную как бы изнутри, постичь сложные законы Мироздания. Иначе говоря, герой повести создал модель квазиреальности — интерпретацию реальности объективной. И старания нашего зодчего были щедро вознаграждены. В один прекрасный день вся система дворянина-философа начинает действовать. В буквальном смысле придуманный мир материализовался и зажил собственной жизнью. И что же увидел наш герой, а вместе с ним и его гости-наблюдатели?

Обитатели Земли — муравьи — разделились на два класса: черных (господ) и серых (рабов). Как водится, черная раса держит серую в жестком подчинении: эксплуатирует, не дает духовно развиваться. В этом параллельном мире действует жестокий и бессмысленный закон Верховного Муравья. И с каждой страницей приходишь к убеждению: автор-то описал (пусть и пунктирно) тоталитарный режим в действии. Более чем за полтора столетия до Замятина, Хаксли и Оруэлла анонимный автор спроецировал образ Абсолютного Диктатора (он же впоследствии — Главноуправитель, Благодетель, Большой Брат), воплощенного в "закадровом" персонаже Верховного Муравья.