Николай Симонов - Сидоровы Центурии

На лавке возле выхода он нашел оставленный кем-то пакет кефира, в котором еще оставалось на стакан полезной не только с похмелья кисломолочной продукции. Выпил. Открыл дверь и вышел на крылечко. Поежился от холода и с удивлением рассмотрел какой-то необычный, клубящийся перед ним туман. Сколько времени неизвестно.

В школьном саду щелкал Luscinia luscinia, или попросту — соловей. Значит, — решил Павлов, — уже не меньше 3-х часов. Он не намного ошибся, так как, судя по нарастающему гулу огромного города — благополучной столицы могучей, еще не выкачавшей до дна Самотлор, великой советской державы, было около 4.00.

Потом он услышал голоса и опознал в вышедших из тумана людей: школьного сторожа Кузьмича, Галину Павловну с большой сумкой в руках и одного из мальчиков, ради которых Галина Павловна уехала на Белорусский вокзал. Двух других, по ее словам, забрал и увез куда-то наряд милиции. Оказывается, вырвавшись из-под ее опеки, и не имея возможности уехать, они связались с привокзальной шпаной. Образцовые пионеры, — какой ужас! — пили портвейн "три семерки" и горланили под гитару неприличные песни Владимира Высоцкого. Водитель Гаврилов вовсе куда-то пропал, как сквозь землю провалился. Может, договорился с проводником поезда и уехал, а может и не уехал.

Кузьмич был совершенно трезв. Он, в свою очередь, рассказал Павлову о том, что вышел на улицу, так как ему показалось, что по двору школы кто-то ходит. А потом он увидел подъехавшее к школе такси и узнал в выбравшейся из автомобиля женщине Галину Павловну.

— Как ты тут, товарищ Сухов, не перевозбудился!? С таким гаремом! — спросила его Галина Павловна после того, как он вкратце доложил ей обстановку.

— С чего бы? — хмуро ответил он, даже не улыбнувшись удачному сравнению его с главным героем фильма "Белое солнце пустыни".

Павлов передал Галине Павловне 100 рублей на билеты и попросил насчет возврата денег не беспокоиться. Убедил ее в том, что с задержанными нарядом милиции мальчиками ничего плохого не случится.

— Нет никаких сомнений, — сказал он, — что они, накормленные и уложенные в чистые постели, находятся сейчас в детском приемнике, из которого их выпустят, когда за ними приедут их родители.

— А с этим что делать? — спросила Галина Павловна, показывая на возвращенного ею в лоно коллектива смуглого темноволосого парня в измятой синей куртке и перепачканной белой рубашке, но уже без пионерского галстука.

Парень сидел на лавке, слегка покачиваясь, и бессмысленно улыбался. Павлов принюхался и, кроме запаха алкоголя, учуял не самый приятный аромат, несомненно, означающий лишь то, что парень обделался. Не стесняясь, он высказал свое предположение Галине Павловне.

— И это сын второго секретаря райкома КПСС! — сказала она таким тоном, что он даже не понял, кого она в этом казусе винит: отца, сына или райком КПСС.

— По чину отца и парфюм, — заметил он, намекая на то, что вторые секретари обкомов отвечают за идеологию и коммунистическое воспитание.

— Как ты можешь такое говорить! — возмутилась она.

— Что нос чует, о том и говорю, — ответил он и предложил ей как-нибудь заставить паренька отправиться в душ.

Полотенце и другие банные принадлежности нашлись у парня в доставленной Галиной Павловной вместе с ним дорожной сумке. Но парень сопротивлялся и никак не хотел идти мыться. Тогда Павлову пришлось заломить ему руку за спину и потащить в душевую. Галина Павловна шла за ними. Стащив с парня куртку, рубашку и брюки, она брезгливо поморщилась и сказала Павлову:

— Иди. Теперь я сама справлюсь.

И он оставил их вдвоем, а сам пошел собирать свои вещи, твердо решив, что ему пора отсюда сматываться. На Тверской (в то время она называлась улицей Горького) он намеревался поймать такси, доехать до дома, оставить водителю в качестве залога дипломат, взять дома деньги, вернуться и расплатиться за поездку. В такой ситуации он уже однажды оказался, когда возвращался с банкета в ресторане "Прага". Вот только что же он не успел сделать? И Павлов вспомнил про свое обещание написать Лене Водонаевой окончание ее стихотворения о попавшем в страшную беду экипаже земного звездолета. Да и шампунь с полотенцем ей бы следовало вернуть.

Он еще раз посмотрел на спящих смоленских красавиц, вздохнул, печально улыбнулся, и в этот момент услышал, что кто-то шепотом его спрашивает.

— Дмитрий Васильевич! Вы уже уходите?

Он узнал Нину Петрову.

— Еще нет, но скоро уйду, — шепотом ответил он ей.

— А я вас во сне видела! — шепотом сказала Лена Водонаева. Она, оказывается, тоже не спала.

— И я! И я тоже видела! — раздались другие голоса.

Павлов понял, что появление Галины Павловны и пополнение коллектива доставленным с вокзала сыном второго секретаря обкома КПСС, прервало сон девчат. Про свой собственный сон ему вспоминать почему-то не хотелось. Он надел куртку, взял в руки дипломат и сказал:

— Спите, еще очень рано. Вам Галина Павловна билеты на поезд забронировала. Впереди у вас трудный день. Вам надо обязательно хорошенько выспаться.

Выходя из спортзала, Павлов услышал, как кто-то из девчат, сладко зевнув, сказала:

— Какой же сон был красивый! Так в нем навсегда бы и осталась!

Павлов сел на крылечко, открыл дипломат, достал блокнот и шариковую авторучку. Задумался. Еще раз перечитал стихотворение Лены Водонаевой. Покурил. Начал быстро писать. И вот, какое у них в соавторстве получилось стихотворение:

Сквозь пространство и время летит звездолет,

Отклоняясь от цели, как пуля в излет.

Где же штурман? Он спит? Он не ловит мышей?

Нет. На месте. Колдует над картой своей.

Только карта уж та устарела давно.

Нет ни звезд, ни галактик. Осталось гало

Сверхмассивной, ужасной черной дыры,

Поглотившей с пространством и время. Увы!

Сквозь пространство и время не летит звездолет.

Уже нечем отсчитывать времени ход.

Люди живы еще. Но их уже нет.

Этот миг — мирозданья загадки ответ.

Сквозь пространство и время полетел звездолет.

Кто-то начал отсчитывать времени ход.

Вот галактики, звезды. Прекрасен их свет!

И всего-то прошел миллиард с лишним лет!

Давая экипажу воображаемого звездолета, попавшего в плен черной дыры, шанс на спасение, Павлов имел в виду, что, рано или поздно, пусть даже через миллиард лет, этот монстр Вселенной испариться (рассосется). И тогда, по закону сохранения энергии и информации, все, что когда-то исчезло за горизонтом событий, обязательно проявится в ином времени и пространстве. И опять все повторится: Москва, весна, Патриарши пруды, вторая скамейка на липовой аллее и его Асоль. Только на этот раз между ними с самого начала не возникнет никакого отчуждения.