Николай Симонов - Солнцеворот

Колыван велел своей дочери Глафире, по мере возможности, докладывать ему о состоянии здоровья Инги, о которой "белохвостые", по правде говоря, заботились изо всех сил. Им даже удалось уговорить ее попариться в бане и поесть горячего супа, но уже на другой день у нее начался сильный жар, и ей стало так плохо, что пришлось вызывать ее мать Соню-Кукушку из рода Красной Лисицы и бабку-знахарку Пелагею из рода Желтого Быка. Осмотрев Ингу, и найдя место укуса клеща, Пелагея поставила неутешительный диагноз: "Заражение крови".

IV

Проснувшись в шатре Михея одновременно с первыми признаками рассвета, Павлов решил внимательно осмотреть новое место жительства, чтобы потом не производить на сородичей Сороки впечатление слишком забывчивого человека.

Осторожно, стараясь не разбудить Медвяную Росу, он выбрался из-под мехового пледа и оделся по-домашнему: в штаны и рубаху из домотканого материала, и поддевку из тонкой кожи, отделанную мехом, похожую на халат без рукавов. Вместо уже ставших для него привычными мокасин он обулся в легкие кожаные гамаши. Все эти вещи ему еще вчера вечером доставили из его "семейной кладовки", пообещав, что к утру Медвяной Росе и Саре Гудвин обязательно будет подобрана и подогнана по фигуре одежда, соответствующая домашнему облачению орландов. Им также была обещана парная баня, бочонок пива и прогулка по окрестностям с пикником. Вечером предстоял визит в приют Желтого быка, о котором Нара по дороге с причала успела договориться с Лавандой, пригласив заодно и ее, на пару с Ерофеем. Нара полагала, что ей следует как можно скорее отблагодарить "белохвостых" за ту помощь и поддержку, которую ее семья получила от их "славного парня", то есть от Павлова.

Было тепло. На небе догорали звезды. По земле расстилался туман. В окрестных рощах проснулись и запели ранние птахи. Пахло хвоей, черемухой и сиренью. Короче, наступили классические предрассветные сумерки коротких майских ночей на широте Северного Забайкалья. Павлов прошелся по центральной, вымощенной булыжником, дорожке, определяя функциональное назначение расположенных вдоль ее строений. Он сразу догадался, где пищеблок, летняя столовая и колодец. Вот — столярная мастерская, а рубленые избы на сваях с односкатными крышами, это — по всей видимости, амбары и вещевые склады. А вот и баня с предбанником, в который его поначалу хотел поселить дед Михей.

Подле бани он заметил небольшой бассейн 4х4 метра, выложенный камнем. К бассейну была подведена деревянная труба, из которой тонкой струйкой текла вода. Идя вдоль трубы, чтобы понять, каким образом бассейн наполняется водой, Павлов миновал поленницу дров, дошел до частокола и через щель между бревнами рассмотрел родник. Затем он вернулся назад к бане и решил пройтись по боковым дорожкам. Он почему-то надеялся на то, что, кроме бани, в приюте должны находиться и иные места общего пользования. Но вдоль боковых дорожек располагались только жилые строения, похожие на урасы (3) — летние жилища якутов. В одном из них проснулся и заплакал грудной ребенок, и Павлов услышал, как какая-то женщина его успокаивает.

Наконец, он обратил внимание на два деревянных строения в форме усеченной пирамиды, расположенных вдоль частокола по обе стороны от ворот. Подойдя к ним поближе, он чуть не расхохотался, так как вместо "М" и "Ж" над дверьми висели доски: одна с изображением мужика с бородой, а другая — женщины с огромным бюстом. Перед входом в каждое из указанных строений стояли лавки, а на них деревянные ведра с водой для омовения. В стену под козырьком для защиты от дождя были вбиты деревянные крюки, на которых висели полотенца из грубого домотканого холста.

Зайдя внутрь мужского туалета, Павлов снова испытал шок. Нет, не от невыносимой вони и чудовищной антисанитарии, а как раз наоборот. Внутри помещение напоминало юрту. В нем даже находился очаг, в котором еще теплился огонь. Дым выходил в круглое отверстие на потолке. Но, вот, пол, например, был вымощен, а вместо помоста с отверстиями он увидел кабинки, разделенные деревянными перегородками с занавесками. Одна из них, судя по положению занавески из домотканого материала, была занята. В кабинках были установлены самые настоящие унитазы, правда, не из фаянса, а из обыкновенного самородного золота. На самом деле, конечно, унитазы были деревянными и тонкие золотые пластины, которыми они были облицованы, предохраняли дерево от гниения. Павлов же об этом еще не знал, поэтому первое, что он подумал, означало, приблизительно следующее:

"Сбылось пророчество великого вождя,

Живем почти при коммунизме, братцы!

Есть унитаз из золота в сортире Ильича,

А у пролетариев приличные за{р}платы!"

.

— Ватсон, то есть Павлов, ну разве можно, находясь в такой позиции, да еще со спущенными штанами, поминать вечно живого и его верных последователей, — услышал он жизнерадостный голос Василия Ливанова.

— Арнольд Борисович??? — удивился Павлов.

— Да, это — я. Третью ночь здесь ночую, шлаки, и отходы вредного производства из себя вывожу, к принятию человеческого облика готовлюсь, — бодрым голосом сообщил бес и звучно пустил ветер.

Павлов, поморщившись, зажал нос, так как он почувствовал, будто рядом с ним включили газовую плиту, а спичку зажечь забыли.

— Вы бы осторожнее, а то не ровен час детонирует, — заволновался он, помня о том, что поблизости очаг с тлеющими углями.

— Не извольте беспокоиться, Дмитрий Васильевич, это — сероводород со значительными примесями CO2,- объяснил бес, а потом пожаловался: Во всей округе, кроме Красных Камней не осталось ни одного приличного ватерклозета.

— А джурджени? — удивился Павлов.

— Императорский дворец на острове Альхон разрушен землетрясением. Дома вельмож и богатых купцов полыхают пламенем народного гнева. Резня такая, что Варфоломеевская ночь, в которой я, кстати, тоже участвовал, по сравнению с этими событиями — легкая потасовка, — разоткровенничался бес.

— Чего же они хотят? — поинтересовался Павлов, пытаясь представить, какие политические партии и платформы могут существовать в условиях бронзового века.

— Того же, что и прежде. Liberte, Egalite, Fraternite. И скоро мне предстоит сыграть первую по-настоящему значимую историческую роль. В качестве двойника полководца джурджени Удерьян-хана железом и кровью, то есть, конечно, не железом, а бронзой мне предстоит подавить народное восстание и привести мятежные провинции в покорность императору Агесилай-хану IV, — похвастался бес.

— А дальше, что вы будете делать? — спросил Павлов, сгорая от любопытства.

— В последнее время я стараюсь дольше двух-трех месяцев наперед не загадывать. Что уж тут говорить про годы и десятилетия, — в задумчивости произнес бес, а затем неожиданно заявил: И, кстати, послезавтра — похороны.