Олег Койцан - История Разума в галактике. Человек. Женщина: Исповедь Истерички.

Следующий эпизод. Помню: серая пыль под нашими шагами сейчас не взлетала, как раньше, маленькими неповоротливыми облачками, что бы тут же, почернев, тяжеловесно осесть на землю, а широким шлейфом взметалась из-под ног и низко над землей уносилась вслед за ветром. Стало тяжелей выдергивать ноги из обволакивающей, вяжущей каждый шаг, пыли [11] Пыль,.. пыль – я не знаю, как по-другому называть это вещество под ногами, что бы вы смогли ощутить, как это выглядело в реальности. Для меня невозможно подобрать другого определения этой субстанции, слишком сходи зрительные свойства пыли и этого вещества, являющегося, на самом деле, ядом: разрушенными клетками, погибшими спорами – мертвыми осколками уничтоженных атакой Леса частиц Лишайника. . Не смотря на огромные размеры наших сандалий, ступни увязали по щиколотку в толстой пылевой подстилке, упрятанной под еще жесткой, но совсем истончившейся корочкой. Двигались не по прямой. Мы прихотливо петляли, порой едва не попадая в шлейфы поднятой нами же, пыли, следуя цепочке Его следов. Сначала пробирались между тесно расположенными, малозаметными под пылью, холмиками. Потом, повстречали оголенный камень – вершины вросших в землю… Огромных валунов? Небольших обломков? Шли, иной раз, далеко обходя очередной почерневший, спекшийся, оплавленный каменный надолб…Владимир упал! Совсем ненамного, на пару шагов отклонился вправо, сошел с проложенного незнакомцем пути, споткнулся, – и упал! Упал неловко, лицом вниз. Скрылся в облаке взметнувшейся под ударом его тела, пыли. И, осыпанный пылью с головы до ног, остался лежать. И ОСТАЛСЯ ЛЕЖАТЬ. И тут на меня навалилась, меня обожгла волна душного ужаса, как утром – на поляне, когда-то гигантская тварь свалила Женьку. Я представила, что вот он сейчас не поднимется. Потому что его комбинезон лопнул, треснул, пробит, и сейчас смерть в облике маленьких, свинцового цвета песчинок убивает его, растворяет, разъедает, СЖИРАЕТ его. Как стремительно, под комбинезоном распадается его плоть, и комбинезон на глазах оседает, теряет форму и становится плоским и вялым. Как… – Страх ломал мне разум, калечил логику мыслей. Мы здесь были чужие. Желанные гости этого жестокого мира, его бесстрастных хозяев. Желанные как пища, как кусок мяса. Мы, изначально слабые телом, и к тому же, изнеженные мощью придуманных нами приспособлений, – мы надеялись выжить здесь, где даже самые свирепые, сильные, стойкие – почти бессмертные создания, были всего лишь пищей для двух единственных хозяев этого мира?! Абсурд!!! И тем не менее… Тем не менее мы упрямо двигались, сквозь облака смерти, ступали по смерти. Задыхаясь в тюрьме наших комбинезонов и масок от вони собственных тел, от рвотной приторности разлагающихся под нашим носом, возле наших лиц, ошметков Леса, почти теряя сознание от невыносимой жары, мы все же брели вперед. Передвигали ноги, вложив в эти, уже механически исполняемые движения, весь смысл жизни. И вот… Вовка упал. А мы стоим и смотрим, как он неподвижно лежит, – и не встает.

Я раньше остальных преодолела секунды растерянности, и бросилась к Владимиру первой из нас. Поравнялась и обошла неподвижную Ольгу, обогнула Женьку, – он сорвался с места следом за мной. И все-таки: Незнакомец оказался возле Вовки быстрее нас – как будто у него были глаза на спине. Он не видел падения Владимира, но он, как всегда, был готов ко всему, а мы – нет. Был готов, хотя мог видеть только столбы поднятой нами пыли, и лишь по ним имел возможность оценивать происходящее позади себя. Просто он был готов ко всему. Он контролировал ситуацию. Он был готов . Он пронесся мимо Сашки. Встал перед нами, у нас на пути. Повелительным жестом загородил нам дорогу – остановился, оттолкнул нас, жестом. И мы, даже в эти безумные мгновения, непоколебимо подчинились его решительности, его безоговорочному авторитету, – ЕГО ВОЛЕ. Сашка успел повернуться к нам лицом, но, на миг сбитый с толку, остался стоять столбом. А потом стало поздно спешить. А что мы могли сделать?! Чем помочь?! Ведь не драться же с Ним. В наших-то ветхих комбинезонах, состряпанных, к тому же, со слепыми, без перчаток, рукавами.

Остановив нас, Незнакомец с расчетливой осторожностью склонился над Володей. Вовик споткнулся о небольшой скальный выступ – каменное ребро, обычно целиком скрытое в пухлой пылевой толще, но теперь показавшееся из-под потревоженной пыли. Упал лицом вниз. Всем своим весом и тяжестью рюкзака ударился о голый камень: приложился грудью об оплывший остекленевший каменный лоб – скальную плиту, выступающую над твердой почвой и лежащую почти вровень с поверхностью пустыни, но все же чуть-чуть припорошенную сверху пылью – достаточно, что бы быть незаметной. И теперь Вовка – мой друг Вовка – лежал, беспомощно скрючившись.

Приняв решение, наш Незнакомец нагнулся ниже, ухватился за рюкзак. Стянул его с Володиных плеч, навьючил на себя. Вернулся к санкам, впрягся в лямки. И пошел. Опять возглавил наше шествие (по смерти; среди смерти).

Нам дико, немыслимо повезло: Вовка вдруг судорожно поджал ноги. Тяжело завозившись поднялся на карачки. С огромным усилием встал на ноги. Шатаясь, занял свое место в нашей веренице. И медленно побрел вперед. Как все мы.

Потом, бесконечность спустя, помню.

Меня разбудило то, что мы остановились. Перестали идти. [12] Следующие два абзаца можете пропустить: ничего полезного вы в них все равно не найдете. ОН ОСТАНОВИЛСЯ. Он вышел из нашей цепи, сошел с тропы, – бросил меня, покинул место идущего впереди, место ведущего и думающего. Это было нечестно. Нечестно ставить меня в такой тупик. Очень обидно и непонятно… Кажется…

Ладно, не разбираясь в тумане моих тогдашних эмоций: бесполезно для нас и, вообще, бессмысленно и безнадежно (этакая каша) – продолжим.

Оставив салазки поперек дороги, он вдруг пошел направо.

Кое-что я помню. Что-то я упустила. Не помню, когда и откуда он извлек колбу (как выяснилось много позже) толстого стекла, с широким горлышком и притертой резиновой пробкой. Не помню. Помню только, что он один ушел туда, где земля была уже не серой, а как свинец. (Кажется шагов двадцать направо, но не уверена, и не поручусь.) Помню как он присел там на корточки, лицом к нам, и зачерпнул этой колбой свинцового песку из-под ног.

Постепенно я … просыпалась. Точнее, во мне, постепенно, просыпался интерес к окружающему миру, к происходящему вокруг меня. И когда незнакомец, наконец вернулся к нам, я … (осознала, разглядела, поняла). То есть… Ладно, черт с ним. Я помню, что помню, – я помню это , а остальное – черт с ним. Он притащил нам живые споры Лишайника, – совершенно жизнеспособные, абсолютно ядовитые и очень радиоактивные.