Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае

- Миленький, а дай-ка я потрогаю твои яички!..

- Что ты, что ты, птенчик, - говорит Родшид, отодвигаясь. - Женщине грешно трогать у мужчины!

- Неправда, - цедит сквозь зубы юная супруга Родшида, - я говорила с кардиналом Перастини - папа специально разъяснил: жене нет греха трогать у мужа своего!

И сует она одну руку к промежности Родшида, а тот все отодвигается, пятясь, отодвигается - и наконец замирает в тупике, загнанный между комодом времен Луи-какого-то-там-по-счету и ложем времен фараонов. И сует леди Родшид прелестную ладошку к промежности своего супруга и нащупывает там... что-то совсем, совсем не то! Да не сунула ли я ручку по привычке между своих ножек? - думает леди Родшид и переводит взгляд вниз - о, нет, ручка между не её ножек, а мужних! Не вполне ещё веря своему осязанию, водит прелестная новобрачная пальчиком взад-вперед по ямке между ног Родшида, водит - и наконец спрашивает:

- Милый, а где же твои яйца?

- Нету, лапочка, исчезли! - виновато сообщает Родшид - и шепчет со страстной мольбой: - Пупсик, только не говори никому, ладно? А то... Давай, я шофера позову - он человек верный, я его брата из тюряги вытащил! Мы ляжем тут на кроватке, а он нас по очереди будет, разок тебя, разок меня, а чтобы усы не мешали, я лицо платочком закрою, мне даже интересно, какие у вас, женщин, ощущения, а детки будут, я скажу, что это не от шофера, а от меня, правда, я теперь тоже подзалететь могу, но ничего, я предохраняться буду...

И какой-то звон стоит в голове юной леди Родшид, и никак не может она очнуться - вот дура, позарилась на деньги, а теперь... ой, да это же не леди Родшид, это Бидермайер, ты что это за сон опять себе выбрал, трансвестит окаянный!

И подобно юной жене Родшида, нащупавшей у своего мужа отсутствие желанных отростков, Гретхен, скользнув рукой вдоль члена аббата, уперлась в его промежность и замерла с открытым ртом.

- Лотта! - резко позвала она. - Ты погляди!

Она откинула полу сутаны и показала:

- У него их нету!

Лотта тотчас забарабанила в стену:

- Герр Бисмарк! Герр Бисмарк! Сюда!

Вбежал всполошенный наместник с секретарем Гринблатом.

- Что случилось, фройляйн Лотта? Он помер?

- У него нет яиц! - коротко доложила Лотта Бенкендорф, показывая на промежность аббата.

Наместник Бисмарк сперва кинул взгляд на почти метровый отросток аббата, почтительно округлив глаза, затем вперился в промежность и медленно начал наливаться мелом.

- Доннерветтер! - в отчаянии вскричал Бисмарк и схватился за голову. Все пропало! Их бин думкопф! - Он всхлипнул и махнул рукой: - Прекратить экзекуцию... Майн Готт, это непереносимо! Он довел фелляцию до полного абсурда, как мы теперь выполним план поставок по сперме!..

Держась за голову, посрамленный поборник телесных наказаний вышел, поддерживаемый Гринблатом-Верди, и побрел по коридору. Он бормотал:

- Без раскаяния наша карательная система теряет всякий смысл... Он загубил дело моей жизни...

- Грешные дщери, - сказал аббат, вставая с места и сматывая на катушку свои девяноста два сантиметра. - Приходите ко мне завтра на исповедь - вам надлежит покаяться в содеянном.

Девицы безутешно рыдали, повалившись на пол.

- Доброго сна, чада, - благожелательно попрощался аббат Крюшон и вышел во двор.

Тут произошло неожиданное. Из рассветных сумерек к Крюшону вышагнула толпа правонарушителей и взяла в кольцо. Очевидно, они уже были осведомлены о происходящем. Среди преступников аббат заметил и совсем малолетних и сокрушенно покачал головой:

- Ай-ай-ай! Они готовы казнить даже несовершеннолетних подростков...

К аббату меж тем подступил здоровенный парень, чье лицо явственно печатлело следы многих бессонных ночей в застенке Лотты и Линды.

- Ты что, боров, - злобно спросил мордастый рецидивист, - хочешь, чтобы тебе одному сосали, да?

- Что, сын мой, - ласково спросил аббат, сострадательно вглядываясь в измученное бессонницей лицо, - что, родимый, запытали тебя совсем, да? Ну да, не бойся теперь - аббат Крюшон будет терпеть за вас всех.

- Ах он, сука! - ахнул кто-то на эти слова.

Аббат продолжал успокаивать толпу рецидивистов:

- Взбодритесь, чада! Уж аббат Крюшон не сдастся им так просто, как вы. Не бойтесь, ребята, я вас никого в обиду не дам. Хрен они посмеют теперь вас на экзекуцию посадить! Уж от меня-то они раскаяния не...

- Да что с ним толковать! - заорал кто-то сзади. - Отрежем ему конец, да и дело с концом!

Толпа взревела и накинулась на Крюшона. Он был схвачен множеством рук, придавлен к земле, а затем... Затем произошло непоправимое - его девяносто сантиметров были в один миг отстрижены у самого основания острым ножом не то бритвой - и отстрижены ещё быстрей, чем яйца - челюстями акулы-крокодила.

Аббат дико взвыл и рванулся - но поздно. В этот момент послышался чей-то молодецкий посвист и громкий крик. Вся толпа в один миг в ужасе разбежалась. Стеная от боли и неутешного горя, аббат поднялся с земли - и сквозь слезы разглядел перед собой Блудного Беса. Подобострастно кланяясь, тот протягивал ему некую картонку, прикрытую сверху папиросной бумагой. Эта бумага отогнулась, и аббат узрел два сухих кругляшка, аккуратно пришитые нитками к картону.

- Вот ваши яйца, господин аббат! - говорил, кланяясь, Блудный Бес. Мои уроды доставили их, как я вам говорил.

- Зачем они мне теперь! - простонал аббат. Он оттолкнул даруемое рукой и зажав другой рукой рану, побрел в розовом полумраке рассвета сам не зная куда.

Мимо ступы, где сидел дзенец Бо, шел какой-то лысый толстяк в грязном черном платье и бормотал сам себе под нос:

- Яйца вы мои яйца... Член ты мой член... Но не воссоединился с ними...

Потом юродивый озирался по сторонам и с изумлением произносил:

- Колбаса мой сентябрь!..

- Ну что, аббат, - окликнул его бонза. - Говорил я тебе - последнее потеряешь!

Юрод всхлипнул и вдруг крикнул:

- Молчи, проклятый язычник!

Схватив с земли какой-то деревянный обломок, он подскочил к дзенцу и хотел треснуть его по голове. Косой глаз и толстая рука подвели христианского праведника: удар прошел не задев и плеча язычника, и аббат сам повалился на землю.

- Слышь, аббат, - сказал дзенец, - а давай посмотрим, чья вера правая! Если ты трижды по мне не попадешь - значит, это тебе надо у меня учиться.

Аббат трижды вскидывал дубину - и трижды валился на землю. После третьей попытки он встал, вытер слезы и пошел следом за дзенцем, покорно понурив голову. "Мне надо пострадать так для вящего искупления", - сказал себе аббат.

* * *

- Зря аббат так, - укоризненно заметил Фубрик. - Ему его собственные яйца принесли, а он - в пыль. Нельзя своими яйцами бросаться.

Суперкозел немедля набычился и кинулся спорить:

- По-вашему, они снова к нему прирастут, да? Поплевал, на место приставил, святому Варсонофию помолился - и обратно пристали - так, что ли?