Вольдемар Грилелави - Игла

— И на том спасибо, что мы еще нужны тебе. А то, наверное, на просыпание можно было бы и не рассчитывать? — зло и с какой-то затаенной ненавистью спросил Муар.

— Это еще почему? — удивился Полт. — Что-нибудь неординарное приключилось?

— Немножко. Продолжайте лизать, а я введу вас в курс последних событий и изменений. В слове последние я подразумевал что-то немного больше ста тысяч лет.

— Не понял? — все мигом прекратили лизать свои стаканчики и ошеломленно смотрели на Войэра.

— Приблизительно столько лет мы продремали в своих кроватках. Спины и бок не затекли? От пересыпания головка не болит? Но снов пересмотрели уйму, поди.

— Ты какого черта нас забросил в этот далекий космос? — зло спросил Полт с силой, на сколько сумел сдержать свой внезапный порыв гнева и ярости.

— Не я. Во всем вините Муара. Он устанавливал режим и подробно меня инструктировал. Все претензии, но пока что лишь в письменном виде, к нему. В этом процессе я банальный и аккуратный исполнитель. Кстати, можете даже похвалить меня за четкое и правильное исполнение всех инструкций. Выполнил я свои обязанности профессионально и добросовестно. А по всем прочим нюансам обращайтесь к Муару. Кнопку я нажал вовремя и сильно. Как и просил он меня — до упора, пока не утонет со щелчком. Но я бы на вашем месте не спешил с расправой. Он невольно, и не желая того, спас нас от неминуемой гибели.

— Да не верю я ему! Кого вы слушаете? Сам все и подстроил, — вдруг испуганно попытался оправдаться Муар, бросая на товарищей виноватый взгляд.

— Зачем?

— Не знаю я, зачем ты все это сделал, но не мог я так грубо ошибиться. Нет, вообще никак не мог, голову даю на отсечение. Это все его личные проекты. Вот не надо было с самого начала доверять, так все и было бы, как и договорено с самого начала.

Войэр усмехнулся и, встав со своего кресла, остановился рядом с Муаром.

— Кто-нибудь мне сейчас сумеет доказать, что в выигрыше я оказался один? Ну, такой пустячок, что меня радует улет в бесконечность. Хотя, после получения данных местонахождения и прогнозирования, некая радость в сердце и возникла. Но такая метаморфоза произошла внутри моей души уже после просыпания, а не в момент старта. Или я такой ловкач, что вы и моргнуть не успели, как я изменил программу? Ну, стало быть, пытался избавиться от вас. Но, господа, на кой хрен в таком случае бужу вас и по-отечески забочусь? Я не только мог вас уничтожить за те семьдесят часов, что раньше вас пробудился, но и сейчас вы для меня словно беспомощные младенцы в пеленках. Учтите такой факт, что я уже стопроцентно реабилитировался и окреп.

— Действительно, Муар, не гони волну, — тихо приказал Полт, прекратив одной фразой волнение и озлобление на Войэра. — Не было надобности Войэру вводить нас в заблуждение. Он же не враг сам себе? Я не способен даже представить себя на его месте. А уж тем более вас. Вы сами бы как повели себя, ощутив всю силу и власть над всеми? И самому убивать не надо. Просто не мешать проснуться, встать и попрыгать, чего безумно хотелось каждому из нас.

— Ладно, — уже миролюбиво по отношению к Войэру высказались все астронавты.

— Какая разница, куда и зачем улетели, все равно куда, лишь бы подальше от станции.

— Здесь отыщем себе кусок метеорита, или любую планетку, чтобы ножками попрыгать по ней.

— Войэр, — уже миролюбиво спросил Гали. — А ты точно все знаешь о последствиях летаргии? Ничего не перепутал? Сам ведь говорил, что опыта нет. Муар, и тот, так вышло, что ни хрена в теории не соображает. А прикидывался докой.

— Муар в школе скверно учился, вот все и позабыл. Сам ведь, Полт, говорил мне, что ни у кого из вас теоретического опыта с летаргией нет. А уж практическими навыками тем более никто из вас не владеет. Никто голову лишней информацией забивать не желал, вот и пришли к такому результату. Но не плачевному.

— Ха! А сам забил? — спросил Муар, зло усмехнувшись. — Сам-то откуда-то знаешь.

Войэр, молча, подошел вплотную к Муару и процедил сквозь зубы, отвечая на его ухмылку:

— В аэроклубе теорию мы штудировали исправно даже без намеков на принуждение. Абсолютно добровольно и с энтузиазмом, поскольку самостоятельно желали превратиться в эрудированных и интеллектуальных астронавтов. Никакого принуждения и насилия. Вот школьные, твердо усвоенные, знания и всплыли сразу с пробуждением. Нас воспитывали так, что все усвоенное перед сном ярче и надежней оседает в мозгах. Вы то и про саму школу, поди, забыли, как она выглядит и для какой цели предназначена вообще. А я до катастрофы студентом был. Выпускным. Это такая стадия любого специалиста, когда ты еще очень много всего знаешь, но, ни хрена пока не умеешь.

— А я бы все равно Муара пришиб за такие идиотские штучки, — крикнул с кресла Крош, но без резких движений и нежно слизывая противную жидкость из стакана. — Это куда же мы залетели по его разгильдяйству? Даже представить невозможно.

— А мне до сих пор хочется сказать ему большое человеческое спасибо за спасение наших жизней, — усмехнулся Войэр, ласково поглаживая Муара по голове.

— За что же нам этого придурка еще благодарить? — категорично не соглашался Гали. — А не проще ли нам его выбросить, как мусор, в космос за борт?

— Я тебя самого сейчас вышвырну, псина смердящая. Пусть объяснит сначала, а то ни черта не ясно из его намеков. Чего такая вдруг щедрость на благодарности?

— За жизнь. Сам того не желая, он спас нам наши никчемные и мало кому нужные жизни. Меня можете не благодарить за заботу и уход. Я преследовал сугубо меркантильные планы. И жизни вам сохранил лишь потому, что имею глобальные личные интересы на ваш счет. Мне одному со своими теоретическими навыками отродясь не справиться с такой трудно управляемой махиной. Да и привык я уже к вашему обществу, слюбилось, прижилось. Не очень перспективно остаться до конца дней в полном одиночестве в этой скорлупе, несущейся в пустой космос. Думаю, что с годами и к вам придет такое человеческое чувство, как простое взаимопонимание и симпатия. Ведь все равно друг от друга деваться некуда.

Все примолкли от слов Войэра. Было над чем призадуматься. Хотя Войэр понимал, что любой из них первым бы лишил жизни не только его, но и всех остальных. Во всех них сидит этот зловредный кусочек яда той катастрофической кометы. Вряд ли они уже способны любить людей и на человеческие взаимоотношения. До сих пор от самоуничтожения их спасает факт не стопроцентного отмирания людских чувств. Остались неповрежденными еще участки мозга, отвечающие за общения и рациональное мышление. И некая потребность в друг друге.

Испытывали они эту жизненную необходимость в присутствии товарища. Не умом, а неким подсознанием, которое и толкало на диалог, полемику, спор, а не агрессию с попытками расправиться и уничтожить. В том и присутствовала особая опасность. Как бы, не успев осознать и не ощутить отсутствие потребности в обществе остальных, не сработал сразу инстинкт желания избавиться и уничтожить, истребить все, что видят глаза в радиусе доступности.