Коллектив авторов - Полдень, XXI век (февраль 2011)

На это можно возразить: а попробуйте-ка правильно выбрать истинный прогноз, жемчужное зерно в этой груде песка! Выбрать среди множества научных идей верную тоже далеко не просто, и выбор этот занимает порой десятки лет. Разница в том, что проблема выбора верной научной идеи не выносится на обсуждение всего общества, остается в тиши лабораторий и на страницах научных журналов, которые читают избранные. А фантастика – часть литературы, фантастический роман читают (во всяком случае, могут это сделать) десятки, если не сотни тысяч читателей, что и создает кумулятивный эффект – видимость того, что фантастическая «куча» куда более высока и грязна, нежели «куча» научная.

Вторая же причина, почему прогнозы фантастов все-таки сбываются чаще, чем аналогичные прогнозы футурологов, заключаются как раз в том, что фантасты в своих предположениях бывают скорее мудрыми, нежели знающими. Футурологи, создавая прогноз, ограничиваются знаниями, накопленными наукой, и тенденциями, выявленными на основе этих знаний. Фантасты тоже не пренебрегают знаниями, но больше полагаются на тот или иной цивилизационный опыт – то есть на мудрость цивилизации. Не всего человечества, если речь идет о прогнозах на относительно небольшой (меньше века) исторический промежуток, а конкретной цивилизации, к которой принадлежит автор. Разумеется, это чаще всего именно европейская цивилизация, поскольку сама научно-фантастическая литература является ее детищем.

Если же речь идет о фантастических прогнозах отдаленного будущего, где человечество уже преодолело, наконец, кризисы объединительных времен («темные века», в терминах «Туманности Андромеды» И. А. Ефремова), то именно фантасты в своих романах пытаются создать и описать будущую общечеловеческую мудрость.

Футурологам и философам мудрости не хватает, оттого и ошибки, которые они допускают чаще, чем писатели-фантасты.

Вернусь к докладу академика В. А. Садовничего. «В принципе, – сказал он, – я согласен с тем, что изобретение и внедрение в жизнь компьютеров и компьютерных технологий существенно отразится на человеческом бытии и научном методе. Но полностью разгуляться фантазии на счет компьютеризации и информатизации всего и вся мне не дает один-единственный факт. На ближайшие 50—70 лет основным источником удовлетворения потребностей общества в энергии будут невозобновляемые естественные ресурсы – нефть, газ и уголь. А значит, человек будет крепко привязан к двигателям внутреннего сгорания. Какими бы компьютерными системами управления ни был обустроен бензиновый автомобиль, самолет или океанский лайнер, это в сущности своей ничего в мире не меняет.

Нужна принципиальная смена источника энергии, нужно топливо будущего. Тогда и произойдет смена цивилизационного развития. Пока же ближайшим конкурентом нефти, газу и углю ученые видят водород и двигатель внешнего сгорания. В перспективе, когда задача обеспечения экологической чистоты воздуха станет для человека неотвратимой, общество, несмотря на очень высокую (по современным меркам) экономическую стоимость водородного горючего и технические опасности обращения с ним, начнет развивать, я бы сказал, «водородную цивилизацию». Но это время, если и наступит, то наступит весьма и весьма не скоро. А до таких научно допустимых энергетических проектов, как использование в качестве рабочего тела антивещества, и подавно далеко.

Так что реально прогнозируемый путь движения человечества в XXI веке будет, скорее всего, пролегать через борьбу за сырье и ресурсы».

Это прогноз именно того типа, какие популярны в среде футурологов и философов – прогноз, основанный на знании, а не на мудрости. Академик В. А. Садовничий это и сам интуитивно понимает, поскольку дальше в своем докладе заявил следующее:

«Именно по этой причине лично я не принимаю на веру рассчитанные на длительные промежутки времени научные, а тем более технические, технологические прогнозы. Я думаю, что генеральное направление в развитии науки наступившего столетия будет связано с повышением эффективности ее прогностической функции (я, конечно, имею в виду научное прогнозирование и такие известные его методы, как гипотеза, экстраполирование, интерполирование, мысленный эксперимент, научная эвристика и другие). В этом проявится научная мудрость. Естественно, для этого потребуется новый, более совершенный научный инструментарий. Но главное будет в другом. В том, насколько тесно и органично удастся сблизить между собой науку (теоретическое знание), вненаучное знание (обыденное знание, практическое знание, мифы, легенды) и политику (прагматическое использование знания в интересах власти и рынка)».

«Известен факт, – продолжил академик, – что в 30-е годы президент США Ф. Рузвельт поручил своей администрации провести обширное исследование в области перспективных технологий. Как оказалось впоследствии, ученые и инженеры не смогли тогда предсказать появление ни телевизора, ни пластмасс, ни реактивных самолетов, ни искусственных органов для трансплантации, ни лазеров, ни даже шариковых ручек! А ведь физические эффекты, которые были использованы при создании этих технологий, к тому времени были открыты и хорошо изучены».

Отмечу на полях, что телевизоры уже существовали в то время на страницах научно-фантастических произведений (см. например, «Один день американского журналиста» Жюля Верна), были предсказаны фантастами и пластмассы (Уэллс), и лазеры («Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого)…

Завершая цитирование доклада В. А. Садовничего, приведу еще одну мысль, с которой вполне согласен и на которую хочу опереться в дальнейшем:

«В фундаментальной науке эпохальные прорывы, ее развитие практически всегда связаны со снятием тех или иных запретов на границы познания, отказом от тех или иных устоявшихся убеждений, в том числе и заблуждений. Заблуждение в науке не означает невежества ученого.

Со времен Демокрита и до работ Э. Резерфорда был запрет на саму мысль о делимости атомов. Его сняли – и высвободили ядерную энергию. Но при этом распространили неделимость на нуклоны. Затем от этого отказались и приняли кварковую модель нуклона с утверждением, что в свободном виде кварки существовать не могут. Теперь как будто и этот запрет на дальнейшую делимость элементарных частиц снимается, поскольку выдвинута гипотеза о существовании так называемой кварк-глюоновой плазмы, т.е. своего рода «смеси» из отдельных кварков и глюонов. Кто знает, не сделают ли завтра вывод о делимости кварков?..

Примеров таких немало. Свидетельствуют же все они об одном и том же: наука не терпит раз и навсегда установленных запретов и ограничений».