Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер

Но Димитрия удивляла его. Снова и снова.

Дарко едва успел схватить Огнека сзади (к черту рыцарское великодушие), когда тот уже намеревался начать новую схватку, но уже с Димитрией, чтобы оспорить тело своей невесты.

Кое-как уже порядком уставшему Огнеку удалось вырваться и повернуться к новому противнику спиной. Принимая и нанося ответные удары, Дарко все спрашивал себя, во что, черт возьми, Димитрия втянула их обоих. Умирать на середине пути пока не входило в его планы, так что он изо всех сил пытался вывести Огнека из строя. У него было две руки, а у Огнека — одна, и у него была Димитрия. Пока еще живая. Чего нельзя было с уверенностью сказать об истекающей кровью монашке.

Послышался хруст. Кажется, Огнек умудрился заехать Дарко по носу. Хоть бы не сломал.

Обернувшись, Димитрия увидела Дарко, сражающегося с беженцем. У него из носа текла кровь, а по щекам Димитрии потекли слезы. Она не хотела вмешивать Дарко в это дело. Это был ее долг — Димитрии — а он снова полез спасать ее жизнь.

— Ты слышишь меня? — Она осторожно встряхнула лежащую у нее на руках девушку. — Эй, Ранка, я здесь. Очнись же, прошу тебя.

Но беженка не подавала никаких признаков жизни.

Отчаянное положение было и у Дарко, который явно уступал в ловкости своему сопернику, пораженному мутацией, но не уступал ему в силе. Несколько раз он снова не сумел увернуться от каменного кулака Огнека, но ощутимых увечий пока не чувствовал. Единственным преимуществом Дарко до сих пор оставался тот факт, что он мог попробовать схватить своего соперника за горло, тогда как тот одной рукой подобный финт проделать никак не сможет.

— Ты вернешь ее мне, — рычал Огнек вне себя от ярости. — Мою принцессу, ты вернешь ее.

Плевать мне на твою принцессу, хотел было ответить Дарко, но подумал, что такой ответ устроит этого верзилу даже меньше, нежели он скажет, что ему нужна эта уродливая и безобразная беженка.

— Ранка-Ранка-Ранка… — бормотали одновременно Огнек и Димитрия. Это напоминало какую-то священную мантру, обладающую магической силой, как заклинание, возвращающее мертвых обратно в мир живых.

— Ты потеряешь свою девку так, как я потерял свою Ранку, — продолжал Огнек, сплевывая на пол кровь вместе с выбитым зубом.

— Я уже потерял ее, — прошептал Дарко еле слышно и нанес своему противнику решающий удар. Огнек пошатнулся — на мгновение в его взгляде появилось недоумение — а затем он бесформенным мешком повалился на пол. Никто в этот момент не осудил бы Дарко за слезу, невольно выскользнувшую из уголка глаза, да никто и не заметил бы: его лицо сплошь было залито кровью. Но Дарко чувствовал, что повреждения были незначительны, а вот Огнеку придется несладко, когда тот придет в себя. Убивать беженца мужчина не собирался.

Не желая больше смотреть на соперника, Дарко отвернулся от его неподвижного тела, лежащего на полу, и направился к качающей маленькую хрупкую Ранку Димитрии.

— Пойдем, — настойчиво позвал ее мужчина, но та даже не шелохнулась.

— Она еще жива, Дарко, я знаю, — пробормотала Димитрия сквозь всхлипы. — Помоги мне отнести ее.

Дарко рукавом утер вытекающую из носа кровь и, устало вздохнув, помог Димитрии приподнять тело — на удивление такое тяжелое, чего нельзя было сказать, взглянув на аккуратно слаженную Хранимирку. Каких еще неприятностей доставит ему Димитрия, Дарко мог только догадываться, но он вынужден был признать, что ему придется выполнить все, что бы ни попросила эта девушка. От нее зависело слишком много всего.

Под удивленные взгляды остальных беженцев Дарко перенес неподвижное тело Хранимиры в соседний вагон. Димитрия понуро следовала за ним. Она обхватила себя руками, совсем забыв, что они были испачканы в крови Хранимиры, и на ее и без того грязной одежде теперь появились еще два кровавых отпечатка ее ладоней.

Димитрия сама с трудом понимала, что заставило тогда подбежать ее к посланной в нокаут монашке. Чувство долга ли или та человечность, что так долго в ней дремала? Сказать определенно было почти невозможно, но, наверное, повлияло и то, и другое, а еще то, что Весна отказалась от хлеба, который Димитрия когда-то давно украла у Хранимиры. В любом случае, сделанного было не воротить, но как же Димитрии сейчас было стыдно перед Дарко, которого она подвергла опасности, возможно, и вовсе напрасно. Этот мужчина делал за нее то, что Димитрия всегда предпочитала делать сама — выживать. Может быть, это было глупо, но она никак не могла привыкнуть к тому, что теперь в ее распоряжении было плечо, на которое можно было положиться. Даже, скорее, не плечо, а целое тело с руками и ногами. Полный суповой набор для девушки, ожидающей принца. Но в их встрече не было ничего романтичного. Теперь Димитрия знала, что Дарко до сих пор тосковал по своей подруге, а она сама жила только мыслью о том, что с ней уже не было ее маленькой Весны. Они должны были встретиться и разойтись — именно поэтому Димитрия называла Дарко "солдатом", чтобы потом, когда все закончится, позабыть его раз и навсегда. Но все чаще и чаще она звала его по имени, сама того не замечая. Подсознательно Димитрия совсем не хотела его забывать.

— Подложи ей что-нибудь под голову. — Это был Дарко. Как бы ни сомневался он в том, что Димитрия поступает правильно, в этот раз он был вынужден ей довериться целиком и полностью.

— А? — Задумавшуюся Димитрию клонило в сон. В коматозный сон, каким спят мухи зимой, чтобы наконец позволить себе забыться.

Димитрия быстро начала снимать с себя куртку (все равно она уже ни на что не годилась), все же умудрившись запутаться в двух рукавах. Постелив ее под голову беженке, Димитрия прямо на себе начала рвать и майку. Ей было все равно, что в вагоне было не жарче десяти градусов — события и так разгорячили ее не на шутку. Получившимися жгутами девушка кое-как обмотала кровоточащую голову Хранимиры, но даже когда ей кое-как удалось предотвратить кровотечение, девушка все равно не приходила в себя.

— Когда я была ребенком, — медленно говорила Димитрия то ли беженке, то ли себе, то ли стоящему рядом Дарко, обматывая голову Хранимиры, — я жуть как любила лазить по деревьям. У наших соседей, семейной пары по фамилии Красич, был прелестный грушевый сад с самыми вкусными грушами на свете. Конечно, именно такие груши первым делом погибли после вторжения, но не в этом дело. Так вот однажды я забралась на одну из самых высоких груш — на верхушке деревьев фрукты, как водится, гораздо вкуснее, — но не удержалась и свалилась на землю прямо с шестиметровой высоты. Тогда я хорошенько расшибла себе череп. Врачи сказали, жила бы я лет пятнадцать назад, они бы меня скроить не сумели. А мама тогда впервые сказала мне, что, если я еще раз полезу на дерево, она меня собственноручно с него достанет.