Юрий Нестеренко - Приговор

Зверь не станет нападать на человека, если видит, что тот не боится, но

и сам нападать не собирается. Не ты ли сам говорил, что животным не

свойственно бессмысленное насилие?

— Да, но все-таки зверь есть зверь. И если он голоден…

— Ну, местные волки знают, что человек может убить. Все-таки мой

род охотился в этих местах не одно столетие. Но меня, думаю, они просто

уважают. Принимают, как равную.

— Вот как?

— А ты не иронизируй. Они знают, что я убила того, первого. Не

просто хожу зимой в его шкуре, а убила сама — запах его крови рядом с

запахом моих следов, а у них знаешь какое обоняние? Еще лучше, чем у

собак! Но знают и то, что больше я никого не трогаю. Поэтому они

признают, что я победила его в честном бою и по праву заняла его место.

— Они тебе это сами сказали?

— Опять ты смеешься! Волки, между прочим, очень умные. Ты

когда-нибудь слушал, как они поют?

— Воют? Да, доводилось.

— Воют влюбленные кретины под окнами. Был тут один по соседству,

все приезжал сестре свои дурацкие серенады петь, пока отец не пригрозил,

что собак на него спустит. Потом сгинул куда-то — не то на войне, не то

просто надоело… А сестра его и замечать не хотела, а как он пропал — в

слезы… дура. А волки — они поют! Ты, небось, слышал, да не слушал. А

если прислушаться, понятно, что у них целый язык. И они, на самом деле,

так разговаривают. Новости друг другу сообщают.

— Может, ты скажешь, что и язык их понимаешь?

— Нет, — вздохнула Эвьет, — хотя хотелось бы.

— Кстати, а что стало с вашими собаками?

— Их увели, как и лошадей. Они же породистые, денег стоят. Одну

убили, наверное, кусалась слишком сильно… Ага!

Последнее восклицание относилось к тетереву, который затрепыхался

при нашем приближении, но взлететь не смог, ибо уже успел стать жертвой

силка. Эвьет взяла птицу и будничным движением свернула ей шею, а затем

подвесила добычу к своему импровизированному поясу.

Следующие две ловушки, однако, оказались пустыми, но их мы

проверили больше для проформы — в такую теплую погоду мясо все равно

нельзя долго хранить. Затем Эвьет завела меня в малинник; кусты были

усеяны сочными крупными ягодами, и мы с удовольствием угостились. Тем

временем я уже начал воплощать в жизнь свое решение научить Эвьет

кое-чему полезному, причем не без практической отдачи — я описал ей,

какие травы мне нужны и от чего они помогают, а она припомнила, что

такие действительно растут в этом лесу, и показала мне пару полянок, где

я смог пополнить свои запасы. В общем, мы вернулись в замок довольные и

нагруженные трофеями. Птицу, конечно, надо было еще ощипать и зажарить;

к тому времени, как мы подкрепились более существенным образом, чем в

малиннике, и сложили оставшееся мясо мне в котомку, солнце уже

подбиралось к полудню.

— Ну, пора ехать, — решительно объявил я. — Что ты хочешь взять с

собой?

— Кроме арбалета и ножа, в общем-то и нечего, — пожала плечами

Эвьет. — Волчью шкуру только жаль тут бросать.

— Ладно, тащи ее сюда, — решил я; в смутные времена не стоит

отказываться от вещи, которую потом можно будет продать или обменять. -

У меня левая седельная сумка почти пустая, постараемся упихать.

Эвелина убежала и через некоторое время вернулась со шкурой на

плечах. Та оказалась практически цельной, с хвостом, почти достававшим

до земли, когтями на лапах и даже зубами в пасти; верхняя челюсть

торчала над головой Эвьет наподобие капюшона. Размеры клыков, да и

вообще волка в целом, впечатляли. Не хотел бы я встретиться с таким

матерым зверем, имея в своем арсенале возможность сделать лишь один

быстрый выстрел (чтобы вновь натянуть тетиву арбалета, нужно крутить

ворот довольно долго). А ведь с ним совладала девочка, которой тогда еще

и десяти не исполнилось! Причем сумела не только убить, но и дотащить до

подходящего для разделки места, и содрать шкуру, не особенно ее

повредив. Даже если она прежде видела, как такое проделывает отец или

брат — результат был более чем достоин уважения.

После изрядных усилий шкуру все-таки удалось утрамбовать так, что

она влезла в сумку почти вся — только пустоглазая зубастая голова

осталась болтаться снаружи. Покончив с этим, я принялся седлать коня,

которого Эвьет тем временем критически осматривала.

— Хороший конь, — подвела она итог своей инспекции. Конь и впрямь

был хорош: красавец почти исключительно вороной масти, однако с белым

пятном на лбу, в белых "чулочках" и, что придавало его облику особый

стиль, со светлыми гривой и хвостом. Но главное — это был быстрый,

сильный и выносливый скакун. — Как его зовут?

— Никак не зовут, — ответил я, затягивая подпругу. — Конь и конь.

— То есть как? — изумилась Эвьет. — Коней всегда как-нибудь зовут.

Тем более породистых. Их, как и людей, называют сразу после рождения.

— Я не присутствовал при его рождении, — усмехнулся я. — Сказать по

правде, я его нашел.

— Нашел? Коня?

— Ну да. Вместе с рыцарским седлом и сбруей. Очевидно, его прошлый

хозяин был убит, не знаю уж, кем и при каких обстоятельствах… Конь,

видимо, уже не первый день бродил бесхозный, истосковался по нормальному

уходу и охотно подпустил меня к себе.

— Все равно. Надо было дать ему какое-нибудь имя.

— Единственный смысл имени в том, чтобы отличать объект от

множества ему подобных, — наставительно изрек я. — Если бы у меня было

несколько лошадей, тогда, конечно, нужно было бы дать им всем имена. А

так — зачем?

Но Эвьет не прониклась этой логикой.

— Этак ты скажешь, что и мне имя не нужно, раз, кроме меня, с тобой

нет других девочек! Такой хороший конь заслуживает имени. Если ты не

хочешь его дать, это сделаю я.

— Это сколько угодно, — я поставил ногу в стремя и запрыгнул в

седло. — Не гарантирую только, что он станет откликаться.

— Привыкнет — станет, — уверенно возразила Эвьет. — Так, как же

тебя назвать? Ну… пожалуй… отныне ты будешь Верный!

— По-моему, такое имя больше подходит для собаки, — заметил я.

— Почему? Разве твой конь не был верен тебе?

— Ну, в общем-то был, с тех пор, как я его нашел. Хотя не скажу,

что его верность подвергалась серьезным испытаниям. Я ведь хорошо с ним

обращаюсь. Бывало, что и на собственном ужине экономил, чтобы ему овса

купить — ведь это ему везти меня, а не наоборот…

— А кто сказал, что верность должна быть не благодаря, а вопреки?

По-моему, самая прочная основа для верности — это как раз взаимная

польза. Я ведь имела в виду не верного раба, а верного друга. Ты

согласен, Верный? — и она погладила коня по черной лоснящейся морде.