Юрий Нестеренко - Приговор

вынужденной обратиться за помощью к его светлости герцогу… А дальше -

есть много способов убить человека. В том числе и такие, которые по

силам двенадцатилетней девочке. Например, игла с ядом. Он, конечно,

будет в доспехах. С начала войны он никогда не появляется без них на

публике. Злые языки утверждают, что он даже спит в кольчуге, причем вне

зависимости от того, один он в постели или нет… Но если малолетняя

дочь верного вассала захочет верноподданнически поцеловать руку

сюзерена, он, конечно, протянет ей руку без перчатки. Этикет есть

этикет. К тому же кольчуга способна защитить от меча, но не от иглы… И

я знаю, как изготовить подходящий яд.

Но что потом? Как ей спастись? Смешно надеяться, что после его

смерти грифонцы тут же побросают оружие и побегут сдаваться, вместо

того, чтобы расправиться с убийцей. Можно сделать яд, который

подействует не сразу, но укол-то он почувствует. И, конечно же,

моментально поймет, что к чему. А если… если цветок? Какая красивая

сцена: черноволосая девочка в черном платье — траур по героически

погибшему отцу — дарит претенденту на престол белую розу — символ

императорской власти. А тут уже сразу две возможности. Во-первых, у розы

есть шипы. Но, допустим, он не настолько глуп и неосторожен, чтобы

уколоться. Но устоит ли он от искушения понюхать ароматный цветок? Или

хотя бы поставить в вазу в своем кабинете?

Может и устоять, однако. Кого-кого, а Карла Лангедарга трудно

заподозрить в сентиментальности — если только не понимать под таковой

страстную любовь к власти. И вряд ли он даже станет разыгрывать

сентиментальность на публике. Он явно считает, что образ жесткого и

решительного лидера куда лучше образа романтичного любителя цветов.

Конечно, розу он примет, но тут же передаст какому-нибудь слуге, и на

этом все кончится…

Черт побери, о чем я думаю? Я ведь только недавно размышлял, как бы

мне отговорить Эвьет от ее самоубийственной затеи, а теперь сам готов

послать ее на эту авантюру? Конечно, Лангедарг негодяй, кто спорит. Но

можно подумать, что Ришард Йорлинг намного лучше… и что мне вообще

есть дело до них обоих…

— Как наш заяц? — осведомилась Эвьет, подходя к столу. — И, кстати,

как я теперь выгляжу?

— Замечательно, — ответил я разом на оба вопроса, попутно заметив,

что второй был задан без всякого кокетства — ей действительно нужно было

удостовериться, что с "лесной кикиморой" покончено.

Эвелина плотоядно принюхалась и вонзила зубы в заячью лапку.

— Остыл уже, конечно, — сообщила она, прожевав первый кусок, — но

все равно вкусно. Знаешь, я этот запах аж из бани чувствовала.

— А… — вырвалось у меня, но я сразу замолчал.

— Что?

— Нет, ничего.

— Слушай, Дольф, я таких вещей ужасно не люблю. Раз начал, так уж

говори.

— Ну… я просто подумал… разве тебе… не неприятен такой запах?

— С чего вдруг? А, ты имеешь в виду… в тот день… Ну, видишь ли,

я отличаю одно от другого. Если я пережила пожар, что ж мне теперь, и у

костра не греться? И потом… — добавила она тихо, — горелое пахнет

иначе, чем жареное.

Она быстро управилась со своей порцией, воздав должное и моему

хлебу, и сделала было движение вытереть жирные пальцы о рубашку, но,

перехватив мой взгляд, смущенно улыбнулась и вымыла их в ведре с водой.

— Как твоя нога? — спросил я, кивнув на ее левую ступню. Та уже не

была перевязана, что я мог только приветствовать — от такой грязной

тряпки наверняка больше вреда, чем пользы.

— А, это? Уже зажила почти. Пустяки, это я на острый сучок

напоролась…

— Дай я посмотрю. Я кое-что смыслю во врачевании.

Эвьет без церемоний уселась на пол и протянула мне ногу. Я велел ей

повернуться ближе к свету и взял в руки ее маленькую ступню. Кожа на

подошве, конечно же, была загрубевшей, как у деревенской девки, но

изящная форма стопы свидетельствовала о породе. Ранка и впрямь оказалась

небольшой и уже фактически затянулась; опасности нагноения не было.

— Значит, ты умеешь лечить раны? — осведомилась она, снова ставя

ногу на пол.

— Более-менее. Ну и некоторые другие проблемы со здоровьем. Но я не

имею права называть себя врачом — я не учился в университете. Правда, в

нынешние времена мало кто обращает внимание на отсутствие диплома…

— Ты умеешь убивать, но ты не воин. Умеешь лечить, но ты не врач.

Становится все интереснее.

Но мне не хотелось рассказывать ей свою биографию. Хватит с девочки

и ее собственной грустной истории. Тем более что самое, вероятно, для

нее интересное пришлось бы скрыть, а полуправда, говорят, хуже лжи, и

Эвьет, похоже, достаточно проницательна, чтобы понять, что я чего-то не

договариваю. Актер из меня не лучший, чем повар.

— Чего я точно не умею, так это не спать. Где в вашем замке комнаты

для гостей?

— Спи, где хочешь, — не оценила мой юмор Эвьет. — Все равно

придется на полу, кровати все сгорели.

Что ж, дело привычное. Котомку под голову, меч под руку, одежда на

себе — и если в таких условиях вы не способны заснуть, значит, вам это и

не требуется.

— Тогда я лягу прямо тут, если ты не возражаешь. Тут пол почище и

очаг еще не догорел…

— Ладно. А я на столе. Меня он выдержит.

И она действительно взобралась на стол и свернулась там калачиком.

Минуту спустя она уже безмятежно спала. В обнимку со своим арбалетом.

— Дольф!

Требовательный звонкий голос пронзил мой сон, как удар меча. Пару

секунд мозг еще противился возвращению в опостылевшую реальность, но

затем вспомнил, что от враждебного внешнего мира его не отделяет ни одна

дверь, и отдал команду экстренного подъема. Я вскочил, на ходу разлепляя

глаза.

— Опасность?

— Все спокойно, — Эвелину явно развеселила моя прыть. — Просто

сколько можно спать? Солнце уже встало. Когда мы начнем тренировки?

— Тренировки? Ах, да, — я проснулся окончательно. Зачерпнув воды из

ведра, я плеснул себе в лицо и пригладил мокрой рукой волосы. — Видишь

ли, Эвьет, боюсь, ты не так меня поняла. Я могу тебя кое-чему научить,

но я не сказал, что научу тебя, как убить Карла. Я не владею ремеслом

охотника за головами. Тем более — за столь высокопоставленными.

— Но ведь тебе приходилось убивать?

— Да. Приходилось.

— Вот и хорошо. Обучи меня всему, что знаешь, а конкретный план я и

сама придумать могу.

Вот ее самостоятельности я больше всего и опасался. Откажи я ей — и

она, пожалуй, начнет действовать сама и, конечно, попадет в беду.

— Начнем хотя бы с меча, — она кивнула на мое оружие, оставшееся

лежать на полу.

— Он только один, — заметил я, — для настоящей тренировки нужны