Юрий Нестеренко - Приговор

этого должно быть дело мне? Конечно, мне ее жалко, но эмоции — плохой

советчик. Разве мне нужны лишние проблемы? В конце концов, война Льва и

Грифона оставила и еще оставит сиротами множество детей. А я, если бы

пару дней назад свернул не на правую, а на левую дорогу, вообще не узнал

бы о ее существовании…

Но, пока я думал, что мне делать с ней, она уже решила, что ей

делать со мной.

— Так вот, о твоей службе, — напомнила она.

Ах, да. Она же меня "нанимает".

— Дело в том, что мне нужна помощь.

Не сомневаюсь.

— Мне надо убить одного человека, — продолжила она таким же ровным

тоном, как если бы сказала "мне надо съездить в соседнюю деревню". -

Точнее, не обязательно одного. Но одного — обязательно.

Ну что ж, и это я вполне мог понять. Как видно, она разглядела

того, кто убил ее родных. Или, скорее, того, кто командовал убийцами. Я

ничуть не осуждал ее за желание отомстить, вот только обратилась она не

по адресу…

— Ты знаешь его имя? — спросил я без энтузиазма.

— Карл, герцог Лангедарг.

Я присвистнул.

— Глава партии Грифона! А у тебя губа не дура, девочка!

— Нет смысла тратить время и силы на сведение счетов с

исполнителями, — совсем по-взрослому пояснила она. — Я буду рада, если

они тоже умрут. Но главной кары заслуживает не меч, нанесший удар, а

рука, что его направляла.

Я подумал, что в той, прошлой жизни Эвелина, должно быть, много

читала — иначе откуда в ее лексиконе подобные фразы? Хотя в таких глухих

поместьях редко встретишь даже скромную библиотеку — все же книги стоят

дорого… Но, может быть, ее отец был исключением на фоне прочих

провинциальных баронов, интересующихся только охотой. И наверняка все

книги тоже сгорели в огне. Тупые скоты, учинившие здесь резню, были

слишком невежественны, чтобы оценить хотя бы их материальную ценность -

я не сомневался в этом. Я не видел, что происходило здесь, но я хорошо

знаю, что представляют из себя двуногие скоты.

— Это логично, — согласился я вслух, — но, видишь ли,

Эвелина-Катерина-Маргарита…

— Маргерита-Катарина!

— Да, конечно. Кстати, у тебя ведь есть короткое имя? Как тебя

лучше называть?

— Ты дворянин?

— Нет, — честно ответил я.

— В таком случае, — она вновь напустила на себя надменный вид, — ты

должен называть меня "госпожа баронесса". И, кстати, обращаться ко мне

на "вы".

Я вновь не мог не улыбнуться контрасту между ее нынешним обликом и

звучным титулом. Хотя формально она была права. Но я никогда не был

поборником этикета.

— Видишь ли, я уже сказал, что у меня нет и не будет сеньора.

Обычно я не обращаюсь на "вы" к собеседнику, который ко мне обращается

на "ты", избегаю лишних слов и между условностями и удобством выбираю

удобство. А произносить "госпожа баронесса Хогерт-Кайдерштайн" всякий

раз, как мне понадобится к тебе обратиться, не слишком удобно. Особенно

если мы попадем в ситуацию, когда дорога каждая секунда. Так что, если

ты заинтересована в продолжении нашего знакомства — предложи более

лаконичный вариант. Меня, в свою очередь, можешь называть "Дольф". Это

мое имя, и, как видишь, оно очень короткое.

Госпожа баронесса обиженно надула губки, но по кратком размышлении,

очевидно, признала мою правоту.

— Можешь звать меня просто "Эвелина". А если еще короче, то мама

называла меня "Эвьет", — неохотно поведала она.

— Хорошо. Эвьет. Это подойдет. Так вот что я хотел тебе сказать:

убить Карла Лангедарга — это, наверное, неплохая идея, но для того,

чтобы это сделать, придется записываться в очень длинную очередь. В

смысле, что есть много желающих…

— Не думай, что, если мне двенадцать лет, то я ничего не понимаю! -

сердито перебила меня Эвьет. — Разумеется, его хотят убить очень многие.

И разумеется, он это хорошо знает и заботится о своей охране. Но он и

его охрана боятся только взрослых мужчин. Ну, может быть, и взрослых

женщин тоже. Но он не ждет, что смерть придет к нему в образе маленькой

девочки.

— Так вот оно что! — изумился я. — Значит, ты хочешь сама… Я

думал, ты предлагаешь сделать это мне…

— А ты бы взялся?

— Нет, — честно ответил я. Хотя, вероятно, из всех потенциальных

убийц у меня было бы больше всего шансов. Но лишь в том случае, если я

нарушу слово, данное человеку, которого я уважал больше, чем кого бы то

ни было на этой земле.

— Я так и думала, — спокойно кивнула она.

— Почему? — заинтересовался я.

— Иначе ты бы уже занялся этим, не дожидаясь встречи со мной, -

пожала плечами она. — Сам говоришь — заказчиков хоть отбавляй.

Что ж, в уме ей не откажешь. Хотя задуманное ею предприятие все

равно было чистым безумием.

— Мне нужно, чтобы ты научил меня, — продолжала она. — Пока я умею

только хорошо стрелять из арбалета. Еще я хорошо читаю следы. Но этого

недостаточно.

— Почему ты думаешь, что я могу научить тебя подобным вещам? Я уже

сказал — я не воин.

— Можешь называть себя, как тебе заблагорассудится. Но ты

путешествуешь один в такие времена, как сейчас. И ты до сих пор жив. Это

что-нибудь да значит.

Вновь она продемонстрировала свое владение логикой. Правда, она

была права и заблуждалась одновременно. Но последнее не было ее виной -

она просто не могла знать. Никто не мог. Во всяком случае, никто из

живых.

— Не думаю, что это хороший план, — сказал я вслух. — Даже если бы

я, или кто другой, научил тебя убивать — ты ведь понимаешь, что запросто

можешь погибнуть?

— Не волнуйся, ты в любом случае получишь свое вознаграждение, -

она предпочла истолковать мое беспокойство в сугубо меркантильном ключе.

— Сам понимаешь, я не могу заплатить прямо сейчас. Но, как только Грифон

падет и Лев возьмет власть, все сторонники Йорлингов, пострадавшие в

этой войне, будут восстановлены в своих правах. Наверное, даже

обогатятся за счет конфискованных поместий лангедаргцев. Даже если меня

уже не будет в живых — будет действовать мое завещание. Я составлю его и

заверю у первого же нотариуса, и по нему ты получишь свою долю.

— Тебе еще слишком рано писать завещания, — покачал головой я.

— Я — последняя в роду, — возразила Эвьет, снова считая, что меня

заботят лишь деньги. — Это особый юридический случай. Ну, по правде я не

знаю деталей, — призналась она, — это Филипп изучал право, но он был

таким задавакой… Но я помню, он говорил, что такая ситуация — особый

случай.

По тому, с каким холодным спокойствием она говорила о перспективе

собственной гибели, я понял, что так просто отговорить ее не удастся.

Может быть, конечно, она просто не отдает себе отчета, и участь