Юрий Нестеренко - Приговор

любительскому хору, велел подать ужин в номер.

В комнате, оказавшейся достаточно приличной для такого рода

заведения (и даже пьяные голоса сюда не доносились), я поставил на стол

оставленную нашим провожатым зажженную свечу в подсвечнике и, достав

мыло, попросил Эвьет полить мне на руки из кувшина. Зажурчала вода,

стекая в таз. Легкая саднящая боль в первый миг даже не привлекла моего

внимания. Затем я чертыхнулся.

— В чем дело? — девочка посмотрела на меня, затем на мои мокрые

руки. Я тоже смотрел на них. Точнее, на тонкую красную линию,

протянувшуюся по тыльной стороне правой кисти.

— Это же просто царапина, — удивилась Эвелина, проследив

направление моего взгляда.

— Да, поэтому я и не заметил ее сразу… Вся проблема в том, от

кого я ее получил. Ты же помнишь этих типов! От них можно было подцепить

любую заразу.

— "Промыть рану большим количеством воды и, в случае сомнений,

прижечь ее", — процитировала Эвьет то, чему я ее учил. — Может, еще не

поздно?

— Поздно, — покачал головой я. — Та дрянь, что была у него под

ногтями, уже в моей крови. Что еще вы можете порекомендовать, коллега?

— Ммм… экстракт из корня тысячелистника?

— Верно. Из того, что у меня имеется при себе, это, пожалуй, лучший

вариант. Будем надеяться, этого хватит, и завтра я не проснусь, покрытый

язвами.

Утро и впрямь не принесло никаких неприятных открытий. Позавтракав

и расспросив слугу о прошедшем здесь недавно войске и о дороге, мы

выехали в путь. По всему выходило, что мы, выстроив маршрут через

несколько окрестных деревенек, благополучно объедем стороной Ра-де-Ро и

вновь выберемся на хороший тракт, где и нагоним Рануара уже этим

вечером. Ну или, если граф гонит свою пехоту ускоренным маршем, на

следующий день.

Небо, к радости путешественников и несчастью опять тщетно ждущих

дождя крестьян, в очередной раз было совершенно ясным, без единого

облачка, и солнце светило вовсю, припекая даже в утренние часы. Ветра не

было, и, за исключением наяривавших в траве кузнечиков, ничто не

нарушало тишины. В этой атмосфере мира и покоя легко было забыть, что мы

едем по следам армии, направляющейся для участия в жестокой, возможно -

решающей битве. Даже селения, мимо которых мы проезжали, не производили

такого удручающего впечатления, как обычно. Чаще всего ехать следом за

войском, даже движущимся по собственной территории — удовольствие

сомнительное: деревни обчищены как интендантскими командами, так и

"частной инициативой" отдельных солдат, и у угрюмых и озлобленных

жителей невозможно раздобыть ни еду, ни информацию. Однако на сей раз

войско двигалось под личным командованием графа по графским же землям, и

он, очевидно, следил, чтобы крестьянам не чинилось лишнего разора. В

самом деле, глупо отбирать корм у овец, которых сам же стрижешь -

правда, большинство представителей правящего сословия не в состоянии

понять даже это.

К полудню мы добрались до малоприметной каменистой тропки, о

которой узнали на постоялом дворе, и свернули по ней к северу,

окончательно оставив реку позади. Солнце к этому времени разошлось вовсю

— я люблю тепло и прекрасно переношу жару, но тут уже даже я счел, что

это чересчур. Приходилось то и дело утирать пот и прикладываться к

фляге, которая в результате быстро опустела. Я уже не чувствовал себя в

силах что-либо рассказывать своей спутнице пересохшим ртом и не мог

дождаться, когда мы доберемся до очередного колодца или речки. Эвьет,

правда, ни на что не жаловалась, но просить у нее поделиться содержимым

ее фляги я счел ниже своего достоинства. Справа от дороги показался

пруд; я радостно спешился, но, пройдя сквозь высокие сухие камыши,

обнаружил, что пруд сильно обмелел, и вода в нем цветущая и мутная. Пить

ее я, конечно, не рискнул — только умылся, но и это не принесло особого

облегчения, ибо вода оказалась теплой и к тому же пахла тиной и мокрой

грязью. Пришлось ехать дальше, вглядываясь в дрожащее над землей марево;

вдали уже зыбко маячили вершины холмов, и было в размытой неустойчивости

их очертаний нечто тошнотворное; вблизи белая пыль на сухом

растрескавшемся грунте казалась нестерпимо яркой под слепящими лучами

солнца, и я невольно прикрывал глаза. Как назло, по-прежнему не было ни

ветерка, способного принести хоть какую-то свежесть — а впрочем,

возможно, он не принес бы ничего, кроме горячей пыли. Казалось, что от

вездесущей жары кровь загустела в жилах и тяжело, словно ртуть, бьется в

висках.

Наконец в знойной дымке обозначились нечеткие силуэты сельских

домиков. Я нетерпеливо пришпорил Верного. "Тебе тоже, небось, не в

радость бежать по этой жаре, — подумал я, — зато быстрее напьешься."

— Дольф, куда мы так несемся? — спросила Эвьет.

— Пить, — коротко ответил я.

Вскоре мы уже были у колодца. Я спрыгнул на землю; виски отозвались

пульсирующей болью. Вытянув ведро ледяной воды, я пил, пока от холода не

заломило зубы, а затем вылил все, что оставалось в ведре, себе на

голову. Стало немного легче. Я столкнул ведро вниз и вытащил его по

второму разу, чтобы наполнить наши фляги и поилку для Верного.

Корчмы в сельце не оказалось, но я почувствовал, что из-за этой

жары у меня совершенно нет аппетита. Меня манила скамейка в тени под

развесистым платаном в конце деревенской улицы. Я сунул Эвелине, не

считая, пригоршню хеллеров: "Купи себе что-нибудь поесть, а я пока

отдохну". Я растянулся на лавке в полный рост, не особо заботясь, что об

этом подумают местные — а почему бы благородному господину с мечом и не

прилечь там, где он пожелает? — но, не успел я блаженно закрыть глаза,

как меня принялась тормошить Эвьет.

— Ну я же сказал, поешь пока… — сонно пробормотал я.

— Так я уже. Винограду хочешь?

— Давай, — я разлепил веки. Сочные ягоды были единственным

провиантом, способным меня заинтересовать. Эвелина протянула мне тугую

черно-фиолетовую гроздь.

— Ладно, поехали дальше, — резюмировал я, покончив с последней

ягодой, и рывком поднялся на ноги (чего, признаться, делать мне

совершенно не хотелось). В тот же миг солнце погасло, погрузив мир в

непроницаемую черноту. О ч-черт…

— Дольф? — раздался из мрака обеспокоенный голос Эвьет. — С тобой

все в порядке?

— Ничего страшного… — на ногах я стоял твердо, это самое главное.

— Отток крови от головы, бывает, если долго лежать на жаре, а потом

резко встать… — тьма растаяла, вернув миру краски. Болезненно-яркие и

контрастные краски слепящего дня. Скорей бы уже вечер! — Пошли.