Юрий Нестеренко - Приговор

Поэтому боевые повозки уже мчались вперед, а за ними с дальнобоями

наперевес бежали оставшиеся при оружии стрелки. Впрочем, не все

грифонские лучники и арбалетчики думали лишь о том, как добраться до

моста (тем более что у них было мало шансов составить конкуренцию

собственной кавалерии); довольно много нашлось тех, кто пытался

отстреливаться от наступающих врагов, некоторые даже организованно.

Однако, едва первые стрелы, выпущенные самыми нетерпеливыми, вонзились в

землю, дальнобойцы остановились и принялись спокойно расстреливать

противника с безопасного расстояния. Меткость на такой дистанции,

правда, оставляла желать лучшего (хотя каждый залп все равно оставлял на

земле новые трупы), поэтому боевые повозки выдвинулись ближе и принялись

быстро разъезжать вдоль берега туда-сюда, ведя огонь то одним, то другим

бортом. Довольно быстро, однако, стрелами были убиты обе лошади одной из

повозок, затем — один конь еще одной; однако, даже потеряв мобильность,

повозки продолжали стрелять и сеять смерть. Стрелы утыкали их борта, но

не могли проникнуть внутрь, а предпринять решительную контратаку с целью

их захвата грифонцы так и не отважились (возможно, потому, что не знали,

что внутри лишь по двое стрелков и одному возничему с коротким мечом).

Затем к реке подоспела уже покончившая с рыцарями кавалерия,

пресекая отчаянные попытки грифонцев разбежаться вдоль берега. Многие

стрелки Карла уже израсходовали к этому времени весь свой боезапас (и, в

отличие от обычных боев, не могли пополнить его стрелами, прилетевшими

со стороны противника), либо же просто бросили оружие от отчаянья и

бежали, куда глаза глядят; их настигали и рубили мечами и топорами.

Огнебойная сотня выехала прямиком к мосту и, спокойно встав на месте,

стреляла в еще толкавшееся там месиво людских и конских тел; после того,

как туда же подъехали две повозки, попытки прорыва на мост прекратились,

ибо это означало верную смерть. За какую-нибудь пару минут мост по всей

длине был завален трупами; даже мне издали было видно, как покраснела

вытекающая из-под него вода. Огнебойцы поскакали прямо по мертвым телам

на тот берег, преследуя тех, кто успел уйти.

Оставшимся на нашем берегу конным и пешим грифонцам было приказано

бросить оружие и сдаться. Никто из них не посмел ослушаться. Победители

радостно разбирали трофейных коней. Ришард, коротко махнув рукой своей

свите, спустился с гребня и неторопливо поехал по полю. Для него было

едва ли не в новинку пронаблюдать все сражение с безопасного расстояния;

в прежние времена он обычно сам вел в бой рыцарскую кавалерию, каковая

теперь у нас попросту отсутствовала. Я последовал за ним.

Герцог остановился неподалеку от моста, даже на фоне общей панорамы

бойни представлявшего собой малоаппетитное зрелище после того, как по

трупам прогарцевали четыре сотни копыт с шипованными по зимнему времени

подковами.

— Прикажите убрать этот фарш, — брезгливо махнул рукой Ришард

одному из сопровождавших его офицеров и тут же обернулся к подскакавшему

с докладом другому. Тот бодро отчитался о том, что мы и так уже видели.

— Карл? — коротко спросил Йорлинг.

— Пока ищут, милорд. Судя по всему, он ушел на тот берег одним из

первых. Воспрепятствовать этому на тот момент еще не было возможности…

Ришард нетерпеливым жестом пресек оправдания.

— Наши потери?

— Один стрелок, милорд. Шальная стрела залетела в бойницу повозки,

той, что осталась без коней. Не повезло парню — это была, похоже, одна

из последних стрел, выпущенных в этом бою.

— А, та повозка, чей экипаж, несмотря на потерю лошадей, не покинул

ее и продолжал стрелять? Героическая смерть. Распорядитесь назначить от

моего имени пенсию его семье. Дюжину… нет, даже пятнадцать золотых.

— В год, милорд?

— Ну не в месяц же! И по кроне единовременно двум выжившим.

— Да, милорд.

Меж тем пленным было велено снять с себя и сложить в кучи сперва

доспехи, затем одежду. Нетрудно было догадаться, что за этим последует.

Тем не менее, они покорно повиновались, даже когда их, раздетых и босых,

выстроили вдоль берега реки прямо на льду. Меня всегда удивляла эта

безропотность, с какой обреченные выполняют указания палачей. Уж,

казалось бы, когда исход очевиден, вариант поведения ровно один -

драться до последнего, если не прихватить врага с собой, так хоть пару

синяков ему поставить, хоть зубами его за лодыжку тяпнуть, когда повалят

и поволокут по земле, хоть заставить его пропотеть на морозе… Но -

нет. Идут, как бараны на бойню, причем и простолюдины, и аристократы. И

более того — почитают это чуть ли не доблестью, а о том, кто перед

казнью все же сопротивляется, скажут, что он вел себя трусливо и

недостойно. Нет, воистину, люди и логика — это два несовместимых

понятия.

Ришард повернулся в седле и вдруг заметил меня.

— А, Бертольд, — он вновь широко улыбнулся. — Как видите, ваше

изобретение показало себя превосходно. Признаюсь, результат оказался

даже лучше, чем я ожидал. Если бы не нелепая случайность, мы бы вообще

не понесли никаких потерь. Вы не только оказали неоценимую услугу

Империи, но и спасли сегодня множество жизней… Впрочем, это ведь

только говорится — "неоценимую". На самом деле все имеет свою цену, не

так ли? И можете не сомневаться — после нашей окончательной победы ваши

заслуги будут вознаграждены по достоинству.

— Благодарю, милорд, — наклонил голову я, — но могу я обратиться к

вам с небольшой просьбой прямо сейчас?

— Разумеется, — улыбка Ришарда стала чуть-чуть напряженнее, — но вы

понимаете, что трудности походного положения ограничивают мои

возможности…

— Я всего лишь хотел попросить вас проявить милосердие, — перебил я

без пяти минут императора.

Ришард нахмурился.

— Нет, Бертольд. Я не милую изменников. Да и потом, вы знаете, чем

они займутся, если их отпустить? Первым делом — ограбят соседние

деревни. Мне не нужны банды в моей Империи.

— Прошу прощения, милорд, вы меня не так поняли. Я не собираюсь

вступаться за грифонцев. Я хорошо видел, что творят такие, как они, -

"независимо от цвета знамени", добавил я мысленно. — Я имел в виду

лошадей. Ваши солдаты добили рыцарей, но многие раненые лошади до сих

пор живы, — действительно, и до того места, где мы стояли, периодически

доносилось жалобное ржание. — Велите вашим людям избавить их от мук.

— А, — лицо герцога прояснилось, — конечно, вы правы. Благородные

животные не виноваты и не должны страдать. Я распоряжусь.