Юрий Нестеренко - Приговор

несколько раз условным образом махнул флажками. С другого края пропасти

начал, поскрипывая, опускаться подъемный мост.

Через пару минут я уже спешивался во внутреннем дворе замка. Здесь

меня поджидал свой караул.

— Филипп, граф Трувэль, — представился я вышедшему навстречу мне

офицеру. — Мне нужно незамедлительно встретиться с его светлостью. У

меня важное донесение.

Очень может быть, кстати, что это в самом деле было так — едва ли

Трувэль, не будь у него срочного дела, поехал бы в горы в такую погоду.

На трупе и в сумке коня я не нашел никаких писем, но послание могло быть

и устным.

Офицер кивнул и отправился докладывать, оставив меня в обществе

троих молчаливых солдат. Через несколько минут он вернулся и сообщил,

что герцог меня примет.

— Прошу за мной, милорд.

Я последовал за ним, сперва по крутой лестнице, затем по коридорам.

Полутемным гулким коридорам с поседевшими от инея стенами. Зря люди

завидуют обитателям замков. Иная крестьянская хижина заметно теплее,

светлее и уютнее. Дом создается для жизни, крепость — для войны. Эти

функции антагонистичны и не могут успешно сочетаться.

Наконец мы остановились перед высокой, но лишенной всяких украшений

дверью, по обе стороны которой стояло по часовому.

— Прошу прощения, милорд, — обернулся ко мне офицер, — но вы должны

сдать оружие. Таковы правила.

— Разумеется, — с готовностью откликнулся я. — Я даже сниму

доспехи. Промерз до костей в этом железе, — со смешком пояснил я в ответ

на недоуменные взгляды солдат. На самом деле теперь моим планам латы

только мешали. Мне и так пришлось оставить огнебой в сумке на седле -

доставать его на глазах у стражи я не мог, да и переложить было некуда.

Впрочем, для того, что я задумал, он не требовался. Я вручил одному из

часовых меч и шлем и обратился ко второму: — Помоги мне снять панцирь.

Избавившись от брони, я, как и надеялся, не уловил в взглядах

солдат особого удивления по поводу моего косматого медвежьего

"поддоспешника". Они уже видели его рукава, да и понимали, что в эти

тяжелые для грифонцев времена даже и у аристократов можно встретить

причудливые одеяния. Я мог бы взять поддоспешник Трувэля, но мой меховой

вариант был теплее его шерстяного, явно не рассчитанного на путешествия

зимой по горам. Моя борода уже тоже не выглядела так по-мужицки, как

когда я покидал монастырь. Я облагородил ее форму, но совсем сбривать не

стал — этот способ изменения внешности мне еще пригодится. Все же я

пережил несколько неприятных моментов, опасаясь, что кто-то из этих

троих может знать Трувэля. Граф явно не был в Блюменрале раньше — если

простые солдаты еще могли сновать туда-сюда в целях связи, разведки и

так далее, то прибывавшие сюда аристократы уже не спускались обратно в

долину. Но кто-нибудь из грифонцев мог видеть его прежде.

Однако все обошлось. Я открыл тяжелую дверь и вошел, плотно

затворив ее за собой.

Я оказался в большой комнате, почти зале, столь же, впрочем,

неуютной, как и другие помещения замка: голые каменные стены без панелей

и гобеленов (лишь на дальней от входа стене висело длинное, от потолка

до пола, грифонское знамя), узкие окна-бойницы, почти не пропускавшие

света, из всей мебели — одно кресло. Правда, здесь было тепло. Огонь

пылал в большом очаге, озаряя багрово-оранжевым светом все помещение.

Возле очага в том самом единственном кресле сидел Лоис Лангедарг.

Он походил и не походил на виденный мной портрет. В отличие от

своего отца, он был худ и узок в плечах; прямые черные волосы до плеч

слегка завивались внутрь на концах. Бороды он не носил, хотя под носом

темнел некий намек на усы (которых еще не было в пору написания

портрета); похоже, Лоис отпустил их, чтобы казаться мужественней, но они

не слишком хорошо росли. Длинное бледное лицо с высоким лбом мало

походило на лицо воина; тонкие пальцы с ухоженными ногтями органично

смотрелись бы на грифе лютни, но не на рукояти меча.

И все же это лицо изменилось с тех пор, как его запечатлел

художник. Это больше не был изнеженный и избалованный юноша, для

которого самой большой трагедией является вскочивший прыщ. В чертах

появилась жесткость и твердость лидера, в тяжелый час принявшего на себя

ответственность за своих людей. Расслабленная полуулыбка сменилась

упрямо сжатыми губами.

Я сделал несколько шагов к нему и остановился, не дойдя пары ярдов,

как предписывал этикет. Он молча смотрел на меня несколько мгновений.

— Вы не Филипп Трувэль, — спокойно сказал он.

— Да.

— Кто вы?

— Я Дольф, также известный как Бертольд. Полагаю, вам знакомо это

имя?

Направляясь сюда, более всего я опасался истерической реакции,

которая была бы мне совершенно некстати. Но, уже взглянув на Лоиса от

порога, я понял, что ее не будет.

Я не ошибся.

— Вы человек, виновный в смерти моего отца и гибели всей нашей

армии, — его голос звучал так же ровно, хотя в нем и появилась некая

напряженность.

— Если бы ваш отец одержал победу, вряд ли вы бы назвали его

_виновным_ в ней. Но по существу вы правы.

— Вы, должно быть, сумасшедший, если решились прийти сюда, — теперь

он разглядывал меня, как какого-нибудь диковинного зверя. — Где Филипп

Трувэль?

— За большим продолговатым валуном справа от дороги, если ехать

вниз. Примерно в полутора часах езды.

Лоис не стал спрашивать, мертв ли граф. Это было очевидно.

— Прежде, чем вы попытаетесь убить и меня, хочу сообщить вам, что

под потолком этого зала у вас за спиной имеются бойницы. Сейчас в вас

целятся четверо арбалетчиков.

— Я не собираюсь вас убивать. Тем не менее, хочу кое-что показать

вам, прежде чем мы продолжим беседу.

Я расстегнул и распахнул свой медвежий полушубок. Под ним мой торс

туго охватывал широкий матерчатый пояс с карманами. В эти карманы были

вложены параллельно друг другу длинные прямоугольные металлические

коробочки. Те, что изготовил для меня кузнец.

— Внутри порошок, — любезно пояснил я. — Тот самый, что уничтожил

вашу армию и обрушил стены Греффенваля. Перемешанный с гвоздями и

острыми железными обрезками. Не стану врать, этого количества

недостаточно, чтобы разрушить Блюменраль. Но в этой комнате никто не

останется в живых. Я в любой миг могу сделать это сам, или это могут

сделать ваши арбалетчики. Удар стрелы вызовет детонацию и взрыв.

Лоис помолчал еще несколько мгновений. Затем сделал знак рукой,

предназначавшийся, очевидно, не мне.

— Я отдал команду не стрелять. Что вы хотите?