Юрий Нестеренко - Приговор

что кто-то из тех, кого убили вы или ваши люди…

— Хха, — он тряхнул головой, ухмыльнувшись. — А ведь и впрямь может

быть. Никогда об этом не задумывался. Жизнь вообще — забавная штука,

верно?

На его лице не было ни тени смущения, так что я решил не стучаться

в глухую стену и вернуться к сугубо практическим вопросам.

— Как нам лучше доехать до Комплена? — спросил я.

— А вот по этой дороге прямо до второй развилки, на ней направо, а

как лес кончится, до разрушенной крепости и за ней опять направо, через

разоренные виноградники, потом дорога изгибается налево и в конце концов

сливается с другой, что с юга идет. Вот по той уже на север прямо до

Комплена, — объяснил он, не удивляясь резкой перемене темы.

— Лес еще долго тянется?

— Миль двадцать будет. Так что до жилья скоро не доберетесь.

Хотите, тут ночуйте, место в фургоне найдется. Если в общий котел чего

добавите, совсем хорошо будет.

Я посмотрел на Эвьет. Ошибиться в значении ее ответного взгляда

было невозможно, и я хорошо ее понимал. Впрочем, с научной точки зрения

мне было бы интересно обследовать столь редкие патологии — однако едва

ли мне позволили бы сделать это бесплатно. Гюнтер, судя по всему,

нуждался в собеседнике, точнее, в слушателе его разглагольствований о

войне, коими он, вероятно, уже успел утомить своих подопечных — однако

не стал бы ради этого отказываться от денег за то, чем, собственно, вся

компания зарабатывала на жизнь. Все же я закинул удочку, сообщив о своих

врачебных познаниях и предложив осмотр циркачей.

— Благодарю, но в этом нет нужды — у нас все здоровы, — ответил

Гюнтер, как мне показалось, чересчур поспешно (и, разумеется, не подумав

узнать мнение своих "здоровых" подчиненных). Не иначе, он опасался, что

мое искусство способно превратить кого-нибудь из них в нормального

человека. Опасался он зря: возможно, некоторым из них хирургическая

операция и могла бы помочь, но риск смерти от болевого шока и

кровопотери был бы слишком велик, да и желания браться за столь сложную

работу без солидного вознаграждения у меня не было. Но как было убедить

невежественного наемника, что мой медицинский интерес не опасен для его

бизнеса?

— Я не возьму платы, — уточнил я. — И ничего не буду с ними делать,

просто осмотрю.

— Вы очень добры, сударь, но — не нужно, — повторил он уже с

нажимом.

— Ну, в таком случае мы, пожалуй, поедем дальше, — пожал плечами я.

— Как вам угодно. Доброго пути, — ответил он с явным облегчением.

— Ну и мерзость! — с чувством произнесла Эвьет, когда фургоны

циркачей остались позади. — Неужели люди платят деньги, чтобы смотреть

на такое? По-моему, если им и платить, то за то, чтобы они никому не

показывались.

— Людей влечет все отвратительное. Даже шуты и скоморохи,

родившиеся совершенно нормальными, стараются как можно сильнее

изуродовать себя нелепым костюмом и гримом, дабы собрать больше денег.

Человек, опять-таки, единственное существо, которое ведет себя столь

нелепо. Животные сторонятся своих уродливых собратьев, бывает, вообще их

убивают. Это перебор, конечно, и все же стремление сохранять свою породу

в чистоте куда логичней, чем поведение человека… Мы, кстати, еще не

всех видели. В шести фургонах явно едет больше народу, даже учитывая

реквизит. И кого-то среди них Гюнтер очень не хотел показывать врачу.

Пожалуй, я догадываюсь, почему. Вопреки его словам, не все они родились

уродами. Кого-то сделала таким болезнь, и эта болезнь опасна. Скорее

всего, речь идет о проказе на поздних стадиях. Такие больные очень редко

демонстрируют свою внешность на публике, и потому невежественные зеваки

не в состоянии отличить ее от безвредных форм уродства…

— Они возят с собой прокаженного? Но это же безумие! Они заразятся

сами!

— Проказа — очень хитрая болезнь. Она внушает людям едва ли не

больший ужас, чем чума и холера, но, на самом деле, она куда менее

заразна. Можно жить бок о бок с прокаженным много лет и оставаться

здоровым. Но уж если болезнь начнется, ее не остановить. Это не чума, от

которой есть шанс выздороветь. Безусловно, Гюнтер рискует. Но на войне

он рисковал куда больше. Ну а мнения остальных он, очевидно, не

спрашивает.

— И все из-за денег…

— Разумеется.

— По-моему, этот Гюнтер — самый большой урод среди них всех, -

резюмировала Эвелина.

Мы проехали в резвом темпе еще пару миль, прежде чем свернули с

дороги и расположились на ночлег под деревьями. Пока я ломал ветки для

костра, Эвьет ощипала утку. Мы по-быстрому зажарили птицу и приступили к

трапезе. Шустро расправляясь со своей порцией, я вдруг заметил, что

Эвьет недовольно морщится, держа в руке надкушенную ножку.

— Что-то не так? — обеспокоился я. — Мясо, конечно, не совсем

прожарилось, но…

— Да нет, не в этом дело. Просто, — девочка смущенно улыбнулась, -

как вспомню эти гадкие рожи, весь аппетит пропадает.

— Берите пример с меня, баронесса. Мы с моим учителем с

удовольствием ужинали сразу после анатомирования трупа.

— Ну, я тоже не боюсь мертвецов. Но слышала бы твои застольные

разговоры моя мама!

— А что? Она ведь, насколько я понимаю, не брезговала хозяйничать

на кухне? И в чем тут отличие от разделки того же зайца или птицы?

— Ну, если подумать, то действительно…

— Вот и незачем забивать себе голову предрассудками. К тому же, что

касается этих уродов — они ведь не виноваты, что такими родились…

— Это верно, — согласилась Эвьет, — но красивее они от этого не

становятся. Дурак тоже не виноват, что таким родился, но это же не повод

его уважать? Однако насчет предрассудков ты прав, — и она решительно

впилась зубами в утиную ножку.

Мы легли спать под большой елью, раскинувшей над нами приятно

пахнущий шатер своих тяжелых ветвей — не самая плохая крыша теплой и

ясной ночью — а наутро перекусили остатками ночной трапезы и продолжили

путь. Лесная дорога, по которой мы ехали, была, наверное, самой хорошей

из всех, что попадались мне за последнее время, и это внушало опасения.

Если на полузаросших тропках разбойникам нет смысла устраивать засады,

ибо они рискуют умереть от голода прежде, чем дождутся добычи, то по

такому тракту явно ездят достаточно часто, и следы подкованных копыт это

подтверждали. Так что мы с Эвьет внимательно поглядывали по сторонам и

прислушивались, не замолчат ли внезапно или, напротив, не раскричатся ли

впереди птицы. Но то ли нам просто везло, то ли страх перед разбойниками

отвадил от этой дороги даже тех немногочисленных торговцев, что еще