Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны

Она не могла принять участие в радости и гордости успешным стартом, который был подготовлен и осуществлен в рекордное время. Ей с трудом удавалось оттеснить в эти пять напряженных дней свое гложущее беспокойство, то и дело возникавшее подозрение, и пару раз она была уже почти близка к тому, чтобы прокричать то, чего она опасалась: «Я, Анне Месме, сошла с ума!»

Три вещи то и дело удерживали ее от этого:

Во-первых, манера поведения Бронстайна. С того времени, как она завершила свой «перерыв» в каюте и вместе с товарищами приступила к подготовке старта, он не дал ей ни минуты покоя. Догадывался ли он, что она была в шаге от опасности потерять доверие к самой себе и сломать себе голову? Он завалил ее заданиями, которые собственно относились к его собственной компетенции: Она должна была организовывать, координировать отдельные задания, выполнять контрольную функцию, и порой ей действительно уже казалось, словно не он, а она была ответственной за руководство экспедицией.

Во-вторых поразительная констатация: Все, что она предпринимала или что было ей поручено, она выполняла на радость Бронстайна и самой себе. Не противоречило ли это предположению, что она душевно больна?

И в-третьих мысль о том, что ее странные видения во время вынужденного повышения чувствительности все же могли были быть всего лишь простым, совершенно банальным сном.

Только через несколько часов, с тех пор, как были завершена подготовка к старту и она могла расслабиться, в нее закрались новые сомнения. Еще никогда в своей жизни сны не действовали на нее столь продолжительно, еще никогда она не могла вспомнить еще через дней столь наглядно все подробности сна. Прогулка по равнине по ледяному ущелью, прыжок через почти восьми — девятиметровое препятствие, передатчик, пурпурно-красные динамитные шашки… Продукт больной фантазии? Галлюцинации? И снова ей пришла в голову мысль, что все это могло быть воздействием как и прежде неизвестной причины, таинственного фактора. Находилась ли она уже на начальной стадии душевного расстройства, которое рано или поздно грозило и спутникам?

Но какими аргументами ей было предостеречь других, как разъяснить им, что было бы разумнее сменить местоположение экспедиции? Они поднимут на смех ее приключение во сне, Вестинг будет саркастичным, а Бронстайн пропишет ей лечение сном.

Все же, они должны были попытаться.

Когда Анне зашла на мостик, спутники как раз готовились к выступлению в реакторный отсек «Пацифики». Они, по понятным причинам, были в приподнятом настроении, объяснил Бронстайн, никто не был готов сразу идти в свою каюту, чтобы отдохнуть, и они решили использовать внутренний подъем и часы перед тем, как сон заявит о себе, чтобы с опережением совместными усилиями провести контрольный осмотр космического корабля. На мостике остался лишь Фрол Веккер, он следил за полетом спутника.

— Хорошо, — сказала Анне, — я присоединяюсь к вам.

Она была рада что так быстро нашла повод для разговора с командой, не просив сперва о созыве чрезвычайного собрания с определенной повесткой дня. Таким образом она избегала официального характера, того что товарищи слушали бы ее нетерпеливо, со сложившимися мнениями и точками зрения.

Она знала, что ее шансы были малы, и по пути в кормовую часть «Пацифики» она напряженно раздумывала, каким образом она могла придать своим аргументам настойчивость и силу убеждения. Решение пришло ей в голову как молния: она могла исходить не из одиночного факта — нервного коллапса Далберга ли или своих ночных видений, а она должна была проследить «историю» экспедиции начиная с дня посадки и интерпретировать все необычные происшествия в свете своей гипотезы.

Контрольный осмотр «Пацифики» проводился по заданным алгоритмам. На каждом помещении, на каждом отдельном агрегате была помещена напечатанная схема, которая раскладывала сложные процессы контроля на простые, логично последовательные операции: «Сделай то! — Сделай это! — Проверь! — Проведи!»

Решения всегда выносились как альтернативы; в каждом случае программа раздваивалась согласно альтернативным пунктам: было лишь одно четкое или-или; интерпретации, и вместе с тем возможные ошибочные суждения исключались.

Спутники начали работу безмолвно, сконцентрировано и с большим усердием. Они договорились, что после каждого полного часа будут устраивать паузу. Когда наступила первая пауза, Анне посчитала, что ее время пришло. Вестинг нечаянно подкинул ей ключевое слово: «Хороший темп. Еще четыре-пять таких дней, и мы можем наконец-то заняться анализом. Бур…»

— В другом месте!

— Что Вы имеете в …?

Анне непринужденно посмотрела на астрохимика.

— Я считаю, что было бы неплохо продолжить бурение в другом месте.

— Логично. Уже отмеченное расстояние между следующим зондом…

— … едва ли еще представляет интерес. Я говорю о перемене базы экспедиции.

Вестинг озадаченно уставился на нее. Затем он искоса посмотрел на Бронстайна и звучно рассмеялся, когда комендант непонятливо пожал плечами «Помогаете Веккеру? Чем он Вас подкупил?»

— Думайте, что хотите. Я…

— Ну, так я и думал! — Вестинг снова выпустил воздух и обернулся при этом к Далбергу. — Ташкентский шарм в действии! Мне кажется, Вас обскакали, голубчик.

— Ха-ха! — Далберг постарался сделать безразличное выражение лица, но когда он повернулся к спутникам спиной, чтобы вернуться обратно на свое рабочее место, он скривил губы.

— С каких пор Вас интересуют вулканические траншеи? — осведомился Вестинг.

— Вулканические траншеи? — Анне улыбнулась. — Ошибочка вышла! Речь идет о местоположении «Пацифики». Если мы его не сменим, и прямо сейчас, возможно, у нас больше не будет шанса.

Теперь Бронстайн стал догадливым.

— Что Вы имеете в виду?

— Это началось уже в день посадки… — Анне сложила руки на груди и сделал несколько шагов в разные стороны, чтобы собраться. — Это началось с того, что Веккер и Далберг, едва ступив на поверхность спутника, предприняли бессмысленные, глупые и опасные действия, действия, которые по крайней мере совершенно противоречат характеру Далберга: Они противились ясному указанию, отдалились от ракеты — чтобы собрать камни. На обратном пути Далбергу показалось, что он видел огромную черепаху. Иными словами: У него была галлюцинация. Почему собственно? Как у профессионального пилота у него чрезвычайно обостренные чувства и быстрая реакционная способность. Насколько я знаю из более ранних разговоров, до этого момента у него не известно случаев галлюцинаций.

Несколько часов спустя — Вы еще хорошо помните это — имел место первый резкий диспут между Веккером и Вестингом. И Вы, Вестинг, вели себя совершенно нетипично. Настолько возбужденный и неделовой — пардон, но Вы мне показались даже полным ненависти — таким я Вас раньше не видела…