Курд Ласвиц - На двух планетах

Зальтнер покачал головой.

— И не поклонник англичан, — сказал он, — но все-таки такого них никогда не было. Ведь это даст марсианам совершенно ложное представление о людях.

— Очевидно такими показались они попавшимся в плен нашим, — заметила Ла. — Они, конечно, описывали их под свежим впечатлением.

Я сожалею, — невольно вырвалось у Фру, — что это здесь устроили, этого не стоило бы делать. Этим может воспользоваться часть прессы и сделать отсюда вывод, что марсиане имеют основание относиться к людям не как к равным существам. Это не хорошо!

Между тем представление подходило к концу. Оно было закончено апофеозом: на скале появился Илль, который собственноручно расковал освобожденных марсиан. Собравшиеся были охвачены патриотическим энтузиазмом. Зал огласился криками «Зила Ну»! и «Зила Илль»!

Несмотря на огромное количество народа, театр опустел в несколько минут, так как бесчисленное количество широких выходов вело прямо на улицу. Когда Фру со своими спутниками показался у выхода и должен был пройти с ними между двумя тесными рядами марсиан, в толпе царило невероятное оживление; газетчики предлагали новые газеты, громко выкликая заголовки:

«Постановление Центрального Совета»! «Речь Илля»!

«Рель депутата Эу»! «Предложение Бэна»!

«Карта Земли»! «Жизнь и смерть капитана Алля»!

«Сын нумэ на Земле»! «Портрет бата Зальтнера»! «Портрет батки Торм»!

Исма и Зальтнер не могли разобрать выкриков в общем шуме. Фру и Ла старались вывести как можно скорей своих спутников из давки. Но вдруг Зальтнер увидал в руках одного из продавцов свой собственный портрет.

— Что? — воскликнул он. — Это я должен взять с собой.

Стоящие вокруг продавца марсиане, конечно, сразу узнали Зальтнера. Скоро вокруг него собралась толпа любопытных. Зальтнер взял свой портрет и заплатил.

— Мне сдается, сказал он, — становись в позу и обращаясь к марсианам, что они и не видали порядочного бата.

— Я ведь здесь имею такой же вид, как англичане, — прибавил он по-марсиански.

Ла потащила его вперед. Они отправились в читальный зал, находившийся тут же.

В читальном зале господствовала абсолютная тишина. Вдоль стен находился целый ряд расположенных ярусами маленьких лож, в которых размещались группами знакомые, чтобы иметь возможность обмениваться своими мнениями по поводу прочитанного. В такую же ложу направился и Фру со своими спутниками. Он закрыл дверь и направился к телефону, находившемуся в каждой ложе. Здесь он сообщил свое имя и номер ложи. Потом он спросил, где находится Элль, и получил ответ, что тот в ложе 408. Фру сейчас же передал ему номер своей ложи и просил его к себе. Затем, нажав соответствующие кнопки, извлек автоматически из стола целый ряд прохладительных напитков.

Скоро появился Элль. Он казался возбужденным. В руках у него была целая пачка листков и газет, которые он частью купил, частью получил в читальном зале.

Прежде, чем пойти в читальный зал, он долгое время сидел перед памятником своего отца. Это была статуя в человеческий рост, представляющая Алля в юности, в одежде путешественника через мировое пространство. Он стоял на капитанском мостике межпланетного корабля и смотрел на расстилающуюся у его ног Землю. Его взгляд выражал твердое решение победно укрепиться на этой планете.

«Ты показал нам дорогу, по которой мы теперь идем», — прозвучало в душе у Элля. «Тебе мы обязаны Землею, которую ты добыл для нас ценою жизни».

Юношеские черты статуи, казалось, вдруг преобразились. Элль снова увидал сурового человека, которого он знал, только победный взор остался тем же — таким он бывал и в действительности, когда отец говорил ему, ребенку, о родине и об огромной задаче завоевания Земли для марсианства. И вот он сам теперь стоит на Марсе, может издалека смотреть на Землю, и судьба Земли представляется ему лишь эпизодом в истории планеты. Ему кажется, что он всегда жил с нумэ, что завоевание Земли только одна из ступеней на пути к достижению высшей жизни духа и победы над силами природы. Что ему теперь человечество? И что оно ему было? Когда ему казалось, что он любит человечество, разве это была не любовь к одной среди них? Что еще связывало его с варварской планетой? Память его матери? Память останется с ним везде. А глубокие голубые глаза горячо-любимой женщины, блеск которых через длинную цепь годов с ни с чем несравнимой силой проникал в его сердце? Они и их нежное выражение становились все дальше и дальше, они уходили, эти милые черты, из-за счастливой улыбки которых он мог забывать свою принадлежность к марсианству и думать лишь об обладании ими. Ради них он мог сделаться человеком, как все другие. Теперь ему было легче это сделать, чем когда-либо раньше, он был гораздо ближе к своей цели. Но ведь она попала сюда только потому, что отыскивала своего мужа. Она его найдет в конце концов, и он сам обещал ей помогать в поисках. Она его найдет, и они будут там, во Фридау или еще где-нибудь, куда поедут, окруженные славой открытия северного полюса. Там они будут счастливы, и путешествие на Марс и мысль о далеком друге сгладятся. А он? Должен ли он опять жить тоже там, жить случайным часом близости с ней, чтобы убеждать себя, что для нее он лишь драгоценное украшение жизни? Должен опять жить среди этих узкосердечных хитрецов?

Нет, теперь, когда он вкусил свободы своей родины, он никогда не сможет вернуться на Землю! Что ему теперь человечество? Ты оставил нам завещание, отец, — сказал сам себе Элль, — вести ту Землю, на которой ты страдал, к высшей цели. И я больше, чем кто-либо, обязан исполнять это завещание. Мы должны мирно завоевать Землю, чтобы это повело к ее же благу. А я, сын женщины, должен суметь рассказать о страданиях людей. Но если несчастное недоразумение повело к разрыву, мое место — там, где когда-то был ты.

Он поднялся. Скоро он опять вошел в обычное течение дня. Он отправился в читальный зал, с жадностью набросился на новые депеши и начал их читать, когда его вызвал Фру.

— Знаете ли вы уж все? — был его первый вопрос после того, как он вошел. Он заговорил по-марсиански. Ла живо отвечала. Фру и его жена так же вступили в разговор. Марсиане говорили очень быстро и возбужденно, очевидно, Элль узнал еще что-то очень важное. Исма и Зальтнер не были в состоянии следить за таким быстрым разговором. О них, кажется, даже забыли, но это была только первая минута возбуждения. Потом Ла повернулась к Исме с дружеской улыбкой.

— Все ли вы поняли? — спросила она. — Ваш друг сообщил нам важные известия.

— Я не могла следить, — сказала Исма.

Только теперь повернулся Элль к Исме. Он посмотрел на нее. В ее глазах прочел он жалостную просьбу: «Не оставляй меня. Я одинока. Я не знаю, что все это значит».