Владимир Печенкин - Поиск-82: Приключения. Фантастика

Марфин обвел всех торжествующим взглядом и сел.

— Порядок, — сказал Пряхин. — Молодец, Олег Сергеевич. Всегда бы так... Значит, известные нам лица дубликат не заказывали? Поговорим тогда о малоизвестном, о скромном бухгалтере ЖЭКа Крошкине. Его видели вместе с Деминым за день до смерти последнего. Я запросил Чернигов, откуда он прибыл в наш город. Оказалось, что гражданин бухгалтер отнюдь не безгрешен. Как сообщили товарищи из Чернигова, Крошкин проходил по «делу веников» — помните? — но не был в числе организаторов и потому осужден лишь за соучастие. Наказание отбыл. Отсидев, предпочел в Чернигове не задерживаться. Хочу подчеркнуть, что подмоченная репутация еще не дает основания заподозрить Крошкина в убийстве Демина и взломе магазина, но поинтересоваться бухгалтером стоит. У него, правда, как будто бы неопровержимое алиби: он попал в больницу с острым аппендицитом за час до того, как, по данным экспертизы, скончался Демин. Однако экспертиза тоже может ошибиться, если некоторые сотрудники, — подполковник глянул в сторону Марфина, — небрежно опишут окружающую обстановку. Экспертиза исходила из того, что смерть Наступила на улице при температуре минус двенадцать. А Демин умер, сидя в нише, которая образовалась в стене, потому что заложили дверь из котельной. Непосредственно к кладке примыкает основание трубы, и температура там намного выше, чем снаружи. Видимо, Демин хорошо знал это и залез в нишу, почувствовав себя плохо. Поскольку смерть наступила в тепле, трупное окоченение развилось позже и было выражено меньше, чем при двенадцатиградусном морозе. Учитывая такое обстоятельство, приходим к выводу, что в момент смерти Демина Крошкин еще не был в больнице. Спрашивается: где? Поэтому я поручил узнать все об этом человеке, тем более что спешный и засекреченный отъезд в санаторий вызывает, мягко говоря, недоумение. Прошу доложить данные проверки.

Поднялся сухощавый атлетически сложенный молодой человек в замшевом пиджаке и модном черном свитере.

— В январе этого года, а именно: двадцать пятого, двадцать шестого и двадцать седьмого Крошкин находился в больнице на лечении по поводу правосторонней почечной колики. Тогда же познакомился с сестрой-анестезисткой Корякиной и потом часто к ней захаживал — и домой, и в больницу.

— Как вы это узнали?

— Узнать было несложно. Известно, что у женщин нет бо́льших врагов, чем лучшие подруги. Корякиной около тридцати пяти, она одинока, и подруга ее, приблизительно такого же возраста, тоже живет одна. Они были очень дружны и как будто довольны жизнью, поэтому появившийся вдруг у Корякиной мужчина неизбежно вызвал у той, другой, зависть. Связь Крошкина с медсестрой для нас имеет значение, думается, потому, что необходимо было выяснить, мог ли Крошкин раздобыть аспарилин. Проверка лиц, получавших это лекарство в аптеках, в течение последнего года, показала, что к ним он никакого отношения не имеет. А вот в анестезиологическом отделении коробка аспарилина всегда лежит на виду в стеклянном шкафчике срочной помощи. Корякина могла дать лекарство своему возлюбленному, мог и Крошкин его похитить, так как имел возможность бывать в анестезиологической, поскольку его знакомство с медсестрой развивалось, видимо, именно там. Правда, исчезновение аспарилина не установлено. Во-первых, он не относится к группе строго контролируемых. Во-вторых, в клинике каждый побаивается другого, и все вместе — профессора. Говорят о нем шепотом: не то с великим уважением, не то с хорошо скрываемой ненавистью. В общем, все трепещут, и в такой обстановке пропажу коробки какого-то аспарилина, конечно, постараются замять. Спишут, и все... Теперь по поводу аппендицита. Крошкин поступил в клинику в два тридцать и был оперирован через полтора часа. Окончательный диагноз: острый простой аппендицит. Что это такое, детально я не знаю, но, видимо, не очень серьезно.

— Да, пожалуй, — согласился Пряхин. — Но ведь, наверное, потом делают какие-то исследования?

— Есть и такая бумажка. Вот, пожалуйста: «Просвет червеобразного отростка сужен. Слизистая отечная, в ней умеренно выражена клеточная инфильтрация». Опять-таки не знаю, хорошо это или плохо.

— Ну, этого никто из нас не знает. Пусть разберутся специалисты. Так... Теперь прошу доложить, что дала проверка почтового индекса.

Розовощекий курсант в тесноватом для него кителе встал и, слегка заикаясь от волнения, принялся докладывать, не отрывая глаз от зажатой в руке бумажки.

— Под проверяемым индексом значится почтовое отделение в доме отдыха «Сосновое». Однако Крошкина среди отдыхающих нет, а обращался ли он на почту, установить невозможно, потому что обычную корреспонденцию, в том числе и «до востребования», каждый отдыхающий берет сам. В вестибюле главного корпуса висит на стене большой ящик с ячейками, в которые по алфавиту раскладывают письма, а дальше уж хозяина над ними нет — полное самообслуживание.

За окном потемнело, пришлось зажечь свет. Мелкие струйки дождя ударили по стеклу. Совещание окончилось, все разошлись, а Пряхин, отключив телефон и попросив дежурного никого к нему не пускать, уселся за стол. Если бы капитан Марфин видел его в этот момент, то непременно состроил бы лучшую из своих гримас: строгий начальник сидел, обвив ногами задние ножки стула, раскачиваясь взад-вперед. «Шмаков, конечно, отпадает. Слишком цинично для него: звонить дежурному после убийства. Да и тонко слишком. Ему попроще — кулаком, в драке — куда ни шло, — размышлял Пряхин. — Крошкин? Крошкин... Может, это он заказывал ключ? Надо будет раздобыть его фотографию и показать дяде Ване...»

Он вынул авторучку и принялся заправлять ее черными чернилами. «А может быть, это все-таки два разных события: смерть Демина, которого, возможно, никто и не убивал, и ограбление магазина? Тогда надо искать еще кого-то, побывавшего в ту ночь в магазине, неизвестного; скорее всего, из окружения директора ювелирторга и Чертык».

Пряхин достал из папки чистый лист веленевой бумаги. Были у Николая Павловича свои мелкие странности. Так, бумага должна быть непременно плотной, глянцевой и отдельными листами. Писать на них доставляло физическое удовольствие. Также не пристало пользоваться карандашами, и особенно шариковыми ручками, которые лишают почерк индивидуальности, делают его округло-неопределенным. Совсем другое дело — хорошая авторучка с обкатанным золотым пером. И непременно черные чернила! Своей строгостью они заставляют строить фразу уверенно и четко... Протерев перо лоскутком замши и удобно установив настольную лампу, чтобы свет падал слева, Пряхин расчертил лист на три колонки. В левой, вверху, проставил «Демин» и обвел фамилию траурной рамкой, в средней написал «Крошкин», а правая украсилась большим вопросительным знаком, — она предназначалась гипотетическому третьему. Мето́да известная — системный подход.