Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

За несколько минут их уютная квартира превратилась в разгромленное кочевье. Полуоборванный ковер огромной заплатой свисал со стены. Ящик телевизора, сброшенный с журнального столика, огромным тусклым оком, чудом не выбитого, кинескопа укоризненно уставился на перекошенную люстру. Оборванные шторы, вместе со сброшенным с дивана покрывалом, грудой валялись посреди комнаты. Груда шевелилась и слабо повизгивала. Андрей сидел на угрожающе перекособоченном серванте, чавкая неочищенным апельсином. В правой руке он держал авоську, наполненную оранжевыми плодами, а ногами отгонял старшего Барбикена, неуклюже топчущегося внизу.

— Ребята! Вы что?! — вскрикнула мама Лиза, бросаясь к скомканному тряпью, вставая на четвереньки и высвобождая из него полузадушенного Такотана. — Вы что, ребята?! — всхлипнула. Ничего не соображающий пудель вертел головой у нее в руках. Она тоже ничего не соображала. — С ума посходили? — вскрикнула Елизавета Томасовна, поднимаясь с колен. — Да успокойтесь вы сейчас же!

Сок из под кожуры апельсина стекал по подбородку Андрея и падал на белую рубашку, оставляя на ней слизкие желтоватые пятна. Изо рта, продолжающего утробно ухать, мужа вылетали брызги слюны и мелким бисером покрывали блестящее стекло серванта. Такотан вывернулся из ослабевших рук мамы Лизы и метнулся под диван, забившись в самый дальний угол. Елизавета Томасовна проводила его растерянным взглядом и вдруг ей стало по настоящему страшно. До холодного сквозняка в костях. Она попятилась к входной двери, лепеча:

— Реб… Ребят… Что фы?..

И акцент ее звучал уже совершенно не смешно.

Владимир Андреевич, в конце концов, изловчился и схватил Андрея за ногу. С глухим рыком потащил сына на себя, роняя тем самым вслед за ним и перекошенный сервант. Елизавете Томасовна даже не попыталась броситься к ним. Ей показалось, что внезапно наступила полная, какая-то вязкая, тишина, сквозь которую замедленно валились выпавшие стекла, фарфоровые вазы и посуда из поддельного хрусталя. Все это билось об пол и разбрызгивалось в разные стороны огромными твердыми каплями до тех пор, пока огромный сундук перевернутого серванта не припечатал их к паркету. Вместе со звоном стекла во вновь озвученное пространство ворвался истерический лай Такотана.

Андрей перекатился через упавшего отца, одной ногой заехал таки ему в лоб — тот только головой затряс изумленно — и, вырвавшись из его цепких рук, засеменил на четвереньках к балкону, держа в зубах авоську с апельсинами. Старший Барбикен с рыком кинулся за ним. Мама Лиза сунулась было следом, но муж внезапно остановился, повернул голову и налитыми кровью глазами так посмотрел на жену, что ее вышвырнуло в прихожую. Ей даже показалось, что дверь в комнату захлопнула не она, а та сама с глухим треском плотно прилипла к косяку.

Господи! Да что же это такое?! Что происходит? Трубка телефонного аппарата, зажатая в руке Елизаветы Барбикен, тряслась мелко-мелко, как и все ее тело. Куда звонить? Кого вызывать? Скорую? Милицию?.. А что говорить?.. Упились, мол, до белой горячки? Господи, стыдоба-то какая! И выпили всего, смешно сказать… А, может, соседей позвать? Яременки дома должны быть. Уже, поди, прислушиваются к тому, что у Барбикенов в квартире происходит. Стыдно то как, боже ж ты мой!

В дверь позвонили. Резко и настойчиво. Мама Лиза даже вздрогнула, роняя телефонную трубку на рычаг аппарата. Тот недовольно звякнул. В комнате охрипший Такотан подавился своим лаем. Стало слышно, как там что-то хрустит, топчется и хрюкает. В дверь позвонили еще раз. Елизавета Томасовна ойкнула и бросилась к ним, трясущимися руками проворачивая головку английского замка.

— Что у вас происходит, гражданочка? — небрежно вскинул руку к фуражке усатый милиционер с одутловатым лицом. — Весь дом переполошили.

За ним стояло трое молодых людей в белых халатах: завязки сзади, рукава засучены. Еще двое, в серых костюмах при галстуках, замерли на нижней площадке. Из дверей напротив выглядывали перепуганные Яременки. Малолетняя Лялька топталась за спинами родителей.

"Они, что ли, милицию вызвали? — мелькнуло у Елизаветы Томасовны. — Так у них телефона нет". А вздрагивающие легкие уже судорожно выталкивали в пространство скомканные слова:

— Ой… Не… Н-не знаю… С мужчинами моими… С ребятами что-то… Случилось что-то…

— Перепились, наверно. Разрешите, — буркнул милиционер, отодвигая ее в сторону, и, сразу ставшая тесною, прихожая наполнилась людьми в белых халатах.

Один из них, с наметившимся животиком и с большим черным саквояжем в руках, внимательно взглянул на маму Лизу и хотел что-то сказать, но его мягко подтолкнул вперед один из молодых людей в серых костюмах. А сам остановился возле Барбикен и, так же внимательно, посмотрел на нее.

— Вы как, Елизавета Томасовна? — спросил. — С вами все нормально?

Та, даже не удивившись тому, что к ней обращается по имени-отчеству незнакомый человек, быстро-быстро закивала головой:

— Нормально, нормально… Вот только с мужчинами моими что-то…

— Разберемся, — молодой человек легко прикоснулся к ее плечу и обернулся ко второму. — Иван, присмотрите, пожалуйста, за хозяйкой. — И почему-то поморщился. — Непорядок.

— Всего не предусмотришь, — пожал тот плечами, и мама Лиза не поняла, чего это "всего"?

А белые халаты во главе с милицейской формой уже перетекли в комнату и осторожно похрустывали там битым стеклом. Мама Лиза, поддерживаемая Иваном в сером костюме, поспешила следом за ними. Владимир Андреевич, прислонившись поясницей к ограде балкона и предельно отогнувшись назад, смотрел куда-то вверх. Андрея нигде не было видно.

— Сынок! — рванулась было к открытой балконной двери мама Лиза. Но хватка у руки, осторожно придерживающей ее, была железная.

Милиционер, стоящий впереди всех, резко обернулся и встретился глазами с молодым человеком, первым заговорившим с Елизаветой Томасовной. И пожал плечами.

— Второй на крышу полез, Анатолий Петрович. Что с этим делать будем?

— Что, что! Успокаивайте быстро! — Было видно, что Анатолию Петровичу с большим трудом удается сохранять спокойствие. — И второго ловите. Гробанется еще, не дай бог.

Андрей? Андрей гробанется?! Мама Лиза представила сына, срывающегося с шаткого навеса, сооруженного над балконом, и падающего вниз с высоты девятого этажа огромной птицей с перебитыми крыльями. Слабо вскрикнула, и колени ее подогнулись.

— Эт-того еще не хватало! — выдохнул Анатолий Петрович, бросаясь на помощь Ивану, успевшему подхватить обмякшее тело. — Тащите ее в спальню пока, что ли. В чувство приведите. Лагута, — бросил он через плечо, — да сделайте же что-нибудь!

Белый халат с небольшим животиком двинулся следом за пыхтящим Иваном, бормоча на ходу: