Ольга и Сергей Бузиновские - Тайна Воланда

управился с ним кто-то совсем другой?» Перед балом Воланд играет в

шахматы живыми фигурами, не сводя глаз с планеты, которая кажется

глобусом: «События мне нужно знать точно». Но это отнюдь не борьба сил

света и тьмы. Таинственный профессор пытается объяснить глупому Левию.

что зло не персонифицировано (Иван: «Нет никакого дьявола!»), а является

неизбежным следствием живой и осознающей себя материи, ее «тенью»:

«Ведь тени получаются от предметов и людей». Эпизод с шахматной партией

подсказывает, что два невидимых «гроссмейстера» воплощены в пяти

главных фигурах, каждая из которых связана со своей пятеркой

«людей-пальцев». Посчитайте сами, читатель: сколько приближенных было в

свите Воланда по прибытии в Москву? Пятеро. Столько же и улетели: Гелла и

Абадонна исчезли, уступив места двум влюбленным. «И не жарко ему в

перчатках», — думает Иван про Воланда. В конце романа Маргарита

«продела свою руку в черной перчатке с раструбом». а «Воланд указал

рукою в черной перчатке с раструбом». Словно огромная рука простерлась

над землей в последней главе — пять всадников под властью шестого, накрывшего скачущих огромным черным плащом. «О боги, боги мои, яду мне, яду!..» Фанаты Булгакова напрасно исписали этими словами стены на

Садовой: «яд» в переводе с древнееврейского — «рука». Но где же

скрывается второй Игрок?

В булгаковском романе есть строки, которые не поддаются никакому

объяснению. Например, в той главе, где Иуда идет навстречу своей гибели, мы видим очень странную иллюминацию: «…Ему показалось, что над

Ершалаимом засветились десять невиданных по размерам лампад, спорящих

со светом единственной лампады, которая все выше поднималась над

Ершалаимом — лампады луны». Всего через пару страниц знак повторяется:

«…Всадник рысью пробирался по пустынным улицам Нижнего Города, направляясь к Антониевой башне, изредка поглядывая на нигде не виданные

в мире пятисвечия, пылающие над храмом, или на луну, которая висела еще

выше пяти-свечий». Но священный канделябр иудеев — семисвечник! Не

видится ли здесь символическое распятие: голова (луна), тело («храм

души») и руки — два пятисвечия? А так выглядит погибший Иуда:

«Бездыханное тело лежало с раскинутыми руками. Левая ступня попала в

лунное пятно…».

Распятие — схема Игры?

Из трех десятков бартиписвских картин, висевших в квартире на

Кутузовском проспекте, нам удалось увидеть лишь необычный автопортрет, датированный 1952 годом: темный профиль на фоне зарешеченного окна. В

то место над переносицей, где мистики помещают «третий глаз», входит

белый луч. Он проникает внутрь, в какой-то светлый треугольник и

расщепляется на пять малых лучей, выходящих за пределы головы. «Рука» и

«пальцы»?

«Тогда в булгаковской Москве должны быть два игрока и две свиты!» —

возразит скептик. Так и есть: «Впереди всех шел тщательно, по-актерски

обритый человек лет сорока пяти, с приятными, но очень пронзительными

глазами и вежливыми манерами. Вся свита оказывала ему знаки внимания и

уважения…».

Профессор Стравинский явно символизирует другую планетарную силу: он успокаивает тех, кого вывел из равновесия визит профессора Воланда. И

совершенно ясен становится смысл первой просьбы Маргариты: «Я умоляю

вас не прерывать партии». А ее следующие слова дают ключ к пониманию

текстов, замаскированных под художественную литературу: «Я полагаю, что

шахматные журналы заплатили бы недурные деньги, если бы имели

возможность ее напечатать».

Уподобим верхнее нижнему. Представим, что несколькими этажами выше

человечества существует «управдом» невообразимой реализационной мощи, для которого нижние миры нашего Солнца — как глина для скульптора. Он

мысленно разыгрывает гигантский спектакль — единый, но разветвленный

на триллионы триллионов сюжетов, — транслируя Божественный Логос на

подведомственный участок вселенского дна. Это — первый уровень. Второй и

третий тоже подобны человеческим, но «сырье» для своих художественных

отчетов «управдом» берет из придонных миров, — откуда непрерывно

поступает и записывается поток литературы. Таким образом, работа

гипотетического Управителя — те же три уровня Великого Делания, которые

требуются и от простых магов. «Один, один, я всегда один», — подтверждает

«артист» Воланд. Итого — три?.. Чудеса в Варьете и удивительная

трансформация «нехорошей квартиры» выдают нашего «управдома».

Гностики полагают, что Демиург создал и населил земной мир силой своего

воображения. Мы — его персонажи. В эпилоге Булгаков предельно

откровенен: например, про артиста Куролесова говорится — «единственный

живой»! Совершенно, казалось бы, третьестепенное лицо, — но автор с

подозрительной горячностью убеждает нас, что не было никого, кроме этого

Куролесова: «Он был, а остальных не было». Сказано также и о других

персонажах из сна управдома: «Ровно ничего с ними не случилось, да и

случиться не может, ибо никогда в действительности не было их». Глава

называется — «Сон Никанора Ивановича». Демиург — спящий «управдом»

планеты. «Единственно живой». «Управдом» Воланд был, а остальных не

было. Перед сеансом в Варьете афиша Воланда накрыла макет. В конце

романа плащ летящего Воланда накрывает всю землю: идея принимает

форму. Материализация. Мир снится усталому кукловоду нынешнего

человечества, и этот сон незамедлительно наполняется веществом.

Сон Короля… Ну, конечно — это же «Алиса в Зазеркалье»! Героиню

Кэрролла беспокоит странная мысль о том, что она сама и все, что ее

окружает, снится Черному Королю. Все книги — одна Книга, которую

«пишет» в своем непостижимом сне Черный Король. Ночной гость Ивана

говорит, что Воланд мог бы рассказать историю Иешуа и Пилата гораздо

лучше. Здесь скрыта квинтэссенция булгаковской идеи: писательское

ремесло есть слабое и искаженное отражение грез Демиурга. Подсказка —

«искаженные», «перекошенные», «кривые» лица персонажей. Все они — без

малейшего исключения! — хотя бы одной своей черточкой похожи на мага.

Но «кривое лицо» и у самого Воланда: он тоже — чье-то искаженное

отражение. Принцип матрешки: некто видит себя Воландом, который

вообразил мир и «народонаселение», а некоторые из его созданий в свою

очередь придумывают персонажей третьего порядка — копии копий, —

полагая при этом, что занимаются литературой. «Ибо мы все знаем вещи

лишь в сновидении, а в действительности ничего не знаем», — учил Платон.

Ничем иным и не объяснить последние строчки последней главы: «Кто-то