Ольга и Сергей Бузиновские - Тайна Воланда

рождения — май 1696 года. А вот что говорит о графе де Сен-Жермене один

из героев парновского «Ларца…»: «…Мне удалось установить, что он сын

венгерского князя Ференца Ракоци…». И далее: «Родился он 28 мая 1696

года».

Четыре года спустя было объявлено о кончине малолетнего сына князя

Ференца. Известие оказалось ложным: «Его укрыли в надежном месте, отдали под надзор верных, испытанных друзей». Мальчик вырос и узнал о

своем происхождении. Среди имен, под которыми таинственный граф

появлялся в европейских столицах, было и такое — Цароки. Это анаграмма

другого имени — Ракоци.

Пушкинский Германн становится наследником тайны Сен-Жермена. Он

должен подняться в комнату воспитанницы и получить ключ к «потаенной

двери», ведущей в прошлое. Но вместе с пророчеством о трех картах

«новому швейцару» дан наказ жениться на воспитаннице графини. А в конце

последней главы сказано, что Лиза вышла замуж за сына управляющего

(наследник «управдома»!) и тоже взяла на воспитание бедную родственницу.

Все повторится?

Дата из эпиграфа четвертой главы: 7 Mai 18**. «Пиковая дама»

написана в 1833 году. Прибавим шестьдесят лет: 1893 год (Именно в этот год

попадает герой Л.Лагина!) Стало быть, Игрок, известный под именем графа

де Сен-Жермена, должен родиться вновь в 90-х годах XIX века. Вслушайтесь: Жермен — Германн. Эти фамилии не только созвучны — они произошли от

латинского слова «germanus» — «родной» или «единокровный».

Германн — иностранец и военный инженер. В спальне графини он

замечает «дамские игрушки, изобретенные в конце минувшего столетия

вместе с Монгольфьеровым шаром и Месмеровым магнетизмом». Нетрудно

догадаться,

что

в

следующем

воплощении

Игрок

станет

инженером-воздухоплавателем

(авиаконструктором).

С

помощью

учеников-литераторов он будет притягивать к себе «утонувших» Игроков.

Как еще можно объяснить странные слова графини о том, что в новых

русских романах не должно быть утопленников?

«Вероятно, некоторые узнают о нем во время следующего террора, который поразит всю Европу в целом», — так писала Е.Блаватская о будущем

приходе Сен-Жермена («Теософский словарь», Лондон, 1892). Но для самого

Игрока ситуация выглядит иначе: граф Сен-Жермен, появившийся в XVIII столетии — следующая инкарнация «непонятого гения советской авиации».

Где граф мог оставить такой намек? Только в биографии!.. Бартини

утверждал, что родился в венгерском городе, рос в семье имперского

сановника итальянского происхождения и его жены, происходящей из

германского рода. В «Цепи» он именует себя «маленьким принцем Ро».

Сен-Жермен тоже выдает себя за сына венгерского принца и германской

принцессы, взятого на воспитание семейством Медичи. («Ларец Марии

Медичи»!) Многие считали его итальянцем, но позже выяснилось, что свой

титул он купил у Папы Римского — вместе с итальянским поместьем Сан

Жермано. Известно также, что граф никогда не ошибался в прогнозах, и для

получения сведений о будущих событиях погружался в длительный — до

двух суток — транс. Таким образом он предсказал судьбу Людовика XV и

Людовика XVI, а также несчастной Марии-Антуанетты.

На то, что Бартини предстоит стать графом Сен-Жерменом, тайно

указывают книги «Атона». «Мать покойного была графиней», — говорит

О.Бендер, сочиняя себе эпитафию. (Сравните с последним абзацем "Золотого

теленка: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло». А вот как Остап

описывает собственные похороны: «Тело облачено в незапятнанные белые

одежды, на груди золотая арфа с инкрустацией из перламутра и ноты

романса…». Этот намек поймет лишь тот, кто знает о знаменитом автографе

Сен-Жермена — нотном листке с мелодией для арфы. Его приобрел на

аукционе в Петербурге русский коллекционер Пыляев. Граф писал музыку, был известен как превосходный музыкант и даже дирижировал оркестром, —

об этом свидетельствуют многие мемуаристы. «Я дирижер симфонического

оркестра!» — говорит Остап.

Сюжет «Двенадцати стульев» — аллюзия на «Пиковую даму»: старуха

сообщает тайну и умирает, а Воробьянинов — новый Германн — сходит с ума, пытаясь завладеть сокровищем. Даже девушку, за которой неудачно

приударил Воробьянинов, звали Лизой, — как и воспитанницу графини!

Пушкинский граф Сен-Жермен «выдавал себя за Вечного Жида», — не

потому ли «сын графини» Бендер рассказывает притчу о Вечном Жиде из

Рио-де-Жанейро? Если этого недостаточно, обратите внимание на самую

запоминающуюся черту воробьяниновской тещи: она была усатая.

Сделаем небольшое отступление в 1834 год. После публикации

«Пиковой дамы» Пушкин записал в своем дневнике: « При дворе нашли

сходство между старой графиней и княгиней Наталией Петровной и, кажется, не сердятся». В молодости княгиня Голицына действительно жила в Париже, но даже тогда не была красавицей — «русской Венерой». Вымышлено и все

остальное: только после выхода «Пиковой дамы» стали говорить, что

Наталья Петровна познакомилась с графом и даже воспользовалась секретом

трех карт.

«А при чем здесь воробьяниновская теща?» — спросит читатель. Дело в

том, что престарелую Голицину за глаза называли «княгиней Усатой», — с

возрастом на ее лице прорезалась довольно густая растительность.

В набоковской «Защите Лужина» с подозрительной настойчивостью

возникает томик Пушкина, а отец невесты спрашивает у игрока — «нет ли в

шахматной игре такого хода, благодаря которому всегда выигрываешь?»

Совпадение? Но через пару страниц появляется «престарелая княгиня

Уманова, которую называли пиковой дамой (по известной опере)». С

Лужиным она пытается завязать разговор о «новой поэзии», — точно

пушкинская старуха, говорившая о «новых русских романах».

Музыка из знаменитой оперы звучит в «Роковых яйцах» — перед

появлением первого змея: «Хрупкая Лиза из „Пиковой дамы“ смешала в

дуэте свой голос с голосом страстной Полины и унеслась в лунную высь…». В

«Мастере…» подозрительно часто упоминается Пушкин, а сам сюжет

разворачивается вокруг странного наследства, полученного Иваном

Бездомным — романа, к которому надо «продолжение написать». Сравните: сумасшедший Германн — «наследник» Сен-Жермена — попадает в

палату №17, а «наследник» Воланда — в №117!

Вернемся к пушкинскому «продавцу эликсиров»: на нем был

потрепанный черный фрак, и «под истертым черным галстуком на

желтоватой манишке блестел фальшивый алмаз». А вот как описывают

Сен-Жермена (Мэнли П. Холл): «…Человек среднего роста, пропорционально

сложенный, приятной наружности, с правильными чертами лица. Он был