Ольга и Сергей Бузиновские - Тайна Воланда

хозяине. «Разные аспекты сущности», — как выразился бы философ. Словно

ожившие буквы, они складываются в настоящее имя таинственного

незнакомца. Взять, к примеру, кота Бегемота: уже на Патриарших Воланд

«жмурится как кот», а сам Бегемот то и дело превращается в

«круглоголового человека с примусом». Латинское слово «primus» —

«первый». Не указывает ли Булгаков на первого человека, прогневившего

Бога своим непослушанием? И не случайно Иван решил, что иностранец —

поляк: если читать начало первой главы, сверяясь с картой московских улиц, то станет ясно, что Воланд вошел в аллею со стороны улицы… Адама

Мицкевича! Читаем: «…На аллее показался первый человек». Первый и

единственный! «Вы и фамилию мою забыли?» — говорит Воланд Степе

Лиходееву. Но христианские мистики «фамилию» Адама не забыли. Они

называли его Кадмоном и понимали как мистическое существо, состоящее из

всех людей Земли. Адам Кадмон дает им жизнь и питает каждого своими

эманациями. Он действительно первый человек, но в отличие от библейского

праотца Адама, никогда не умирал.

Иисус называл себя «Бен-Адам» — Сын Человеческий. «Я единственный

в мире специалист», — говорит «иностранный профессор». Вот что сказал

Воланд про Иисуса, то есть — про самого себя: «Просто он существовал, а

больше ничего».

«Один, один, я всегда один!..» — Иешуа и Берлиоз, Пилат и Могарыч, Майгель и Фрида, и ее задушенное дитя, и тот маленький мальчик, распростершийся в луже крови, которого видела Маргарита на глобусе, и

жуткие гости Воланда, и его свита… Булгаковский Адам Кадмон, «первый

человек» — сам Иисус, вечно воскресающая жертва и свой же «невольный

палач» — стреляющий, удушающий, сжигающий, бросающий под трамвай, сводящий с ума, отрывающий головы…

«Казни не было», — Булгаков готов снова и снова втолковывать эту

непростую истину: тысячи покойных негодяев восстают из праха на балу, благополучно оживают отравленные любовники, оторванная голова

конферансье возвращается на место, мгновенно выздоравливает сраженный

чекистской пулей Бегемот, умирает и воскресает Лиходеев… «Умерев, Куролесов поднялся, отряхнул пыль с фрачных брюк, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой и удалился при жидких аплодисментах».

Именно про артиста Куролесова сказано в эпилоге: «Он был, а остальных не

было». И это тоже о нем — «единственном живом, влетевшем в этот сон»:

«…Вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого

отсутствующего сам же себе и отвечал, причем называл себя то „государем“, то „бароном“, то „отцом“, то „сыном“…».

Вот что втолковывает нам Булгаков: все народонаселение планеты —

воплощения «единственно живого» Адама, ячейки сознания, «клетки»

гигантского организма. Он ведет каждого из нас по цепи жизней, питает

«водой жизни» и получает дань — некий таинственный нектар, необходимый

его бессмертной душе, рассеянной по мириадам галактик.

(Воланд: «Приветствую вас от всей души!»).

«Пейте, сие есть кровь Моя!..» Пьют у Булгакова все поголовно, да и

разных напитков упомянуто великое множество — начиная с абрикосовой и

заканчивая отравленным фалернским. Воланд и Маргарита пьют кровь

барона, ставшую вином, а Пилат обещает напоить кровью мятежный город:

«И не водою из Соломонова пруда, как хотел я для вашей пользы, напою я

тогда Ершалаим! Нет, не водою!..». На балу Маргарите показывают символ

жертвенной крови «черного» Воланда — розовую пенистую струю, бьющую

из «черного Нептуна». Очевидно, это символический «черный бог» — тот, о

котором кричал на Лысой Горе Левий Матвей и которого «очертил черными

красками» Иван. Булгаковское человечество («гости бала») плавает в

бассейне, наполненном его живительной эманацией.

Великие и страшные тайны скрыты в этих сценах. Все, чем живет

«зрительская масса» — лишь непостижимый сон вселенского Адама, плод

галлюцинации. Именно об этом говорит Коровьев: «Почем вы знаете, какие

замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове? — и он указал на голову

Бегемота». В романе присутствует навязчивый мотив головы, живущей в

некотором смысле самостоятельно, в отрыве от остального тела, причем это

всегда связано с кровью.

«…Его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, — пишет

Булгаков о метрдотеле, — и плыл в Караибском море под его командой бриг

под черным гробовым флагом с адамовой головой». Кровь и голова

появляются на Патриарших («Вам отрежут голову!»), кровавый фонтан

вырвался из обезглавленного Бенгальского, в голову Берлиоза, ставшую

чашей в виде черепа, сливают кровь Майгеля. Кровь Иешуа и разбойников

стекает в землю на Лысом Черепе: по одной из легенд на Голгофе похоронен

громадный череп… Адама!

«Это была огромная глыба в форме человеческой головы», — пишет

Алексей Толстой в «Гиперболоиде…». А в «Аэлите» мы читаем про «Спящую

Голову Негра» — символическую скульптуру, изображающую незримого

Творца. В «царской библиотеке» земляне слушают лекцию Аэлиты:

«Истинный мир — невидим, неосязаем, неслышим, не имеет вкуса и

запаха. Истинный мир есть движение разума. Начальная и конечная цель

этого движения непостигаема. Разум есть материя, более твердая, чем

камень и более быстрая, чем свет. Ища покоя, как всякая материя, разум

впадает в некоторый сон, то есть становится более замедленным, что

называется — воплощением разума в вещество… Вещь есть временное

сгущение разума».

9. «ВЕРХ ПУТЕЙ ГОСПОДНИХ»

«Кровь давно ушла в землю», — в глобус Воланда, ставший головой

Берлиоза, черепом и, наконец, чашей… На глобальную «голову» надета

«шапка»: «Шапка на полюсе лежала как настоящая». Вот еще одна

подсказка: лицо Воланда — «навеки сожженное загаром», а глобус — «как

будто живой и освещенный с одного бока солнцем». Земля — «череп» Адама

Кадмона и чаша, в которую стекает кровь человечества: «И там, где она

пролилась, уже растут виноградные гроздья». Кровь рождает человечество и

возвращает его в прах, — как гостей Воланда. Именно поэтому Коровьев и

пьющий Бегемот названы «неразлучной парочкой». Древние египтяне так и

представляли себе мироустройство: золотая корова Хатор питает своих детей

— фараонов, «золотых телят». (Главный храм золоторогой богини был в

Дендере: Бендер и… «Рога и копыта»?!) Коровьев — аспект жертвенный, питающий, небесный жизнедатель. «Истомленный жаждой» кот Бегемот —

потребитель: он ныряет в коньяк и глотает всевозможные жидкости — воду.

водку, спирт, кофе, пиво, бензин из примуса и молоко, — вспомните черного