Ольга и Сергей Бузиновские - Тайна Воланда

бочки. Две из них — со «святым вином» — закопаны в землю полностью, а

третья занимает всю стену и выглядит, как диск: «самая большая, в форме

плоского круга». Здесь же мы видим «серые грибы с тонкими ножками».

Гриноведам известно, что Каперна «списана» с Балаклавы. Но почему

ученик «Атона» выбрал такое название? Капернаум — город, в котором

Иисус творил чудеса и проповедовал ученикам.

7. ВОДА ЖИЗНИ

Небольшая повесть «Сердце Змеи» (1958) — ключ к «Туманности

Андромеды». Действие романа начинается в окрестностях звезды класса Т, а

в повести звездолет «Теллур» обнаруживает чужой корабль из планетной

системы Тау Змееносца. Греческая буква «тау» — Т, а змей, распятый на

тау-кресте — алхимический символ, означающий фиксацию летучей

субстанции. Понятно также, почему земляне летят к звезде, связанной с

«темным облаком в форме вращающегося электромагнитного диска», и

почему корабль «змееносцев» появился на «прозрачном, как хрусталь, диске

локатора». («Огромный

диск

как

бы

сливался

с

космическим

пространством»). Звездолеты соединились трубой — очевидно, это намек на

Тоннель. Но инопланетяне дышат фтором, и земляне предлагают изменить

наследственность фторного человечества. Имя командира земного звездолета

— Мут Анг: не слышится ли здесь другое слово? К тому же кожа инопланетян

не просто серая, а с «кроваво-красным отблеском, какой бывает на

полированном красном железняке — гематите». (От греч. «haimatos» —

«кровь»). И снова: «Серый цвет этого минерала был одинаков с кожей

обитателей фторной планеты»!

Большую часть времени земляне проводят возле «огромного диска» и в

библиотеке. Но встрече с чужим звездолетом предшествует эпизод с

операцией аппендицита. Обратите внимание: доктор биологических наук

И.Ефремов описывает змееобразный аппарат, который вползает в рот

спящего астронавигатора, проходит сфинктер (?), двенадцатиперстную

кишку (?!) и достигает червеобразного отростка (?!!). «Ошибка» — знак того, что текст следует понимать в обратном смысле: все происходит на Земле

(«Теллур» — от лат. «Tellus» — «Земля»), а в межзвездный Тоннель уходят

люди с особой наследственностью — «живые звездолеты».

Любой символ заключает в себе гигантскую пирамиду смыслов, плавно

перетекающих один в другой и все более неразличимых по мере

приближения к вершине. Многие алхимики туманно намекали на связь

Великого Делания с кровью, но лишь единицы из них понимали, что

истинной целью работы с веществом должно быть преображение души.

«Душа тела — в крови», — учит Библия. Не на эту ли фиксацию указывает

Ефремов? Что же происходит с кровью — материальным носителем души?

«Мастер и Маргарита» — очень «кровавый» роман: льется кровь Иешуа, Берлиоза, Ивана, Майгеля, Бенгальского и Бегемота, кровавый душ

принимает Маргарита, лужи крови темнеют на булыжнике мостовой — и все

смешивается в золотой чаше Воланда, пресуществляясь в мистическое вино.

Этот символ отлично поняли братья Стругацкие: в «Попытке к бегству»

упомянут напиток «Кровь тахорга», в «Миллионе лет…» пьют вино «Бычья

кровь», с винопития начинается «Хромая судьба».

«Мы увидим чистую реку воды жизни», — записал на пергаменте Левий

Матвей, ученик Иешуа. Кровь — это и есть «вода жизни». «Единственный

живой» шахматист Воланд, играющий всеми остальными фигурами — жертва

и палач одновременно. Он проливает свою животворящую кровь в

человечество и собирает ее обратно: «Сдавайте валюту!». (Лат. valeo —

здоровье). «Я пью ваше здоровье, господа!» — объявляет Воланд гостям и

пьет кровь барона — то есть, свою собственную, уже ставшую вином. А что

пили перед полетом мастер, Маргарита и Азазелло? Здоровье Воланда. Вино, присланное влюбленным — это его собственная кровь:

«Вино нюхали, налили в стаканы, глядели сквозь него на исчезающий

перед грозою свет в окне. Видели, как все окрашивается в цвет крови».

И далее: «— Здоровье Воланда! — воскликнула Маргарита, поднимая

свой стакан. Все трое приложились к стаканам и сделали по большому

глотку».

Кровообращение.

«Маргарита разглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на

земле, а возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка».

Но: «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она

пролилась, уже растут виноградные гроздья».

Кровь Воланда — великое жертвоприношение, незримое вино, которое

от века пьет человечество. Опасаясь того, что читатели не поймут этот

символ, Булгаков вводит эпизод с медицинскими кровососами и профессором

Кузьминым. Профессор «…сидел в спальне на кровати, причем пиявки висели

у него на висках, за ушами и на шее». (Воланд — тоже профессор, его видят

в спальне сидящим на постели!). Но и это не помогло: роман прочитали с

точностью до наоборот. Именно в заключительной сцене бала — там, где

Воланд и Маргарита пьют кровь, — булгаковеды дружно увидели «сатанизм»

и «черную мессу».

«Пейте, сие есть кровь Моя», — говорил Иисус. А вот как описывается

казнь Иешуа: «…Сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело».

Это и есть человечество по Булгакову: «Мухи и слепни поэтому совершенно

облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся массой».

«Просто мне хотелось повидать москвичей в массе», — объяснил артист

буфетчику. И — «в партере зашевелились»…

Эта черная шевелящаяся масса народонаселения, сосущая невидимую

кровь земного Демиурга — миллиардоликая маска Воланда, под которой

исчезло его лицо. Ее нужно снять: «Зрительская масса требует

разоблачения!»

8. ПРИМУС-ПЕРВЫЙ

Булгаковское «Золотое Руно» почти неузнаваемо — это золотой пудель, вытканный на подушке, которую чернокожий слуга кладет Маргарите под

правую ногу. На трости Воланда мы видим голову черного пуделя:

«нигредо», «черная голова», первая стадия Великого Делания, называемая

также «головой Адама». На превращение черноты первовещества в духовное

золото указывает и черный пудель в овальной золотой рамке на тяжелой

цепи, которую надевают на шею «бездетной тридцатилетней Маргарите». Но

кто же она — не буквально, разумеется, а символически? «Это украшение

чрезвычайно обременило королеву», — подсказывает Булгаков. Праматерь

Ева? Вот почему к всепрощающей «хозяйке бала» поднимаются толпы гостей

Воланда: все они — ее дети!

Живописная свита иностранца вызывает особенный восторг у читателей.

Но это лишь символические фигуры, готовые «рассказать» нам все о своем