Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика

Сашка хмыкнул.

— А еще способы?

— Еще, говоришь, способы? — тяжело переспросил Семен. — Верно, Саша, в море хлеб тяжелый. Можно цветами торговать. Сперва вырастить их, конечно, а потом — на рынок. На Камчатке популярны тюльпаны. Быстро растут, долго не вянут. Бывает — по полтора червонца цветок.

— Пятнадцать рубликов? — ахнул Сашка.

— Не в деньгах счастье, — осторожно сказал Валерка.

— Это я уже слышал! — крикнул Сашка.

— Слышал, да не понял, — медленно сказал Семен. — Ладно, я сейчас расскажу еще одну историю про эти бешеные деньги. Еще одну историю по случаю пурги. Последнюю...

— Семен, не надо, — тихо попросил Андрей.

Резкие порывы ветра надували палатку пузырем. Тогда тепло мгновенно исчезало, словно пряталось под ржавую печку, а немного погодя выползало оттуда снова — медленно и осторожно.

— Был у меня приятель, — хрипло начал Семен. — И была у этого приятеля подруга...

Он замолчал. Потом провел ладонью по лицу, словно паутину снял, и пробормотал:

— О чем это я... Я же хотел рассказать про бешеные деньги. Так вот, знал я одного мужика. Денег у него было, как у дурака махорки. Это был один из тех мужиков, про которых иногда байки рассказывают. Дескать, пришло время зарплату выдавать, а денег в банке нет... Тогда начальство идет к такому мужику и просит: выручай, Иван Михайлович, товарищ Середа, тебе не впервой. Идет Иван Михайлович с мешком в сберкассу или куда там еще... Короче, снимает со своего счета, отдает начальникам, а те выплачивают зарплату всему предприятию... У этого Михалыча две машины было. И сын — Лешка. Лешка однажды с подругой с танцев возвращался... Куда податься молодым — еще рано было... Он гараж отцовский открыл, залезли они в машину, двигатель завели, чтобы теплее было... А утром люди приходят — они там лежат... Как уснули, обнявшись, так и лежат... Обнявшись холодными руками...

— Значит, не в деньгах счастье? — спросил Валерка. Громко спросил, чтобы сбить напряжение.

— Не знаю... — замотал головой Семен. — Не должно быть! Иначе...

Уснули они в тот день поздно. Сашке снилось, что он опять несет сырое и тяжелое бревно, снова налетает порыв ветра, он падает прямо на бревно, и острый длинный сучок впивается ему в живот, вспарывая внутренности.

Он проснулся под утро. Сон исчез, но резкая, дергающая боль так и осталась в животе. Тошнило. Измучившись, он задремал, когда в палатке было уже совсем светло: забылся на пару часов, скорчившись на правом боку и зажав низ живота обеими ладонями.

Сквозь липкую тяжелую дремоту он слышал, как встал Семен, начал греметь дверцей печурки, чиркать спичками... Потом по палатке пошел теплый воздух. Но тут пурга разыгралась сильнее. Сашка слышал, как скрипят обледеневшие растяжки, хлопает брезент на ветру, чувствовал, как волны холодного воздуха окатывают его с головы до ног. От каждой такой волны по телу пробегал озноб. У него был расстегнут клапан спального мешка, но Сашка боялся пошевелиться, ему казалось, что от малейшего движения он проснется окончательно и никогда больше уже не заснет...

Под утро ему пришлось выбраться наружу. Вернулся он через минуту весь залепленный снегом, с трудом добрался до спальника и незаметно для себя уснул. Проснулся, когда Семен громко сказал:

— На связи «Базальт-40», доброе утро, прием.

Оказывается, парни уже встали и теперь сидели вокруг рации: слушали связь, грелись горячим чаем. Сашке показалось забавным, что вот сидит человек на продавленной раскладушке, прихлебывает из алюминиевой кружки чай и вдруг начинает говорить, монотонно повторяя некоторые слова:

— Нет видимости. Пурга, пурга. В отряде все нормально, нормально все. У меня к вам ничего нет. Давайте — до связи. Я «Базальт-40», связь закончил по расписанию.

Семен выключил рацию, не оборачиваясь, спросил:

— Не спишь, казак?

— Не-ет, — тихо ответил Сашка.

— Тогда вставай, попей чаю. Хоть и говорят, что чай — не водка, много не выпьешь, но без него в поле не житье...

— Нет, я полежу еще...

Кто-то из парней (кажется, Валерка) еще добавил, что, дескать, рано парень в спячку залег, еще жиру не нагулял. Сашка не отозвался. Весь день он пролежал в спальнике. Парни занимались своими делами. Семен что-то дописывал в полевые журналы, мурлыкал себе под нос одну и ту же мелодию. Валерка искал себе занятие: то покрутит настройку «Спидолы», то подкинет в печурку, то начнет приставать к Андрею, чтобы тот рассказал, как ему работалось с молодой специалисткой Верой. Андрей молча отмахивался от него, как от тундровой мошки: он читал потрепанную книгу и не хотел отрываться.

Они еще раз окликнули Сашку, позвали его есть, «пока все не остыло», но он отказался бодреньким голосом. Потом сделал вид, что дремлет.

Под вечер ему еще раз пришлось сходить наружу. Вернувшись, Сашка, не отряхивая липкого снега, быстрыми, короткими шагами прошел к своей раскладушке, упал ничком поверх спальника. Тело мгновенно покрылось липким холодным потом, закружилась голова, от унизительной слабости он всхлипнул и, не сдерживаясь уже, со стоном выдохнул.

Семен быстро повернулся к нему:

— Ты чего, парень?

Сашка лежал с неподвижным лицом и смотрел прямо перед собой.

— Эй, Саша, что с тобой? — тревожно повторил Семен и отложил полевые журналы. Он встал, сильным и бережным движением перевернул его на спину:

— Ну?

— Живот болит, — равнодушно ответил Сашка.

— Может, поел чего? — всполошился Валерка.

— Не-ет, мышцы потянул, когда дрова таскал.

Семен молча задрал ему к подбородку рубаху и свитер, теплыми ладонями огладил живот, слегка помял:

— Так больно?

— Не пойму... Он весь болит, Семен...

Семен на минуту задумался.

— Давай попробуем вот здесь... Внизу, справа...

Тремя пальцами он плавно надавил ему на живот и задержал руку:

— А так?

— Да, чувствуется...

Семен резко отдернул руку:

— А вот так?

Сашка молчал.

— Ну что, Саня, так больно? — забеспокоился Валерка.

— Да погоди ты... — зло сказал ему Андрей. — Видишь, он от боли дыхание перевести не может.

Наконец Сашка зашевелился и стал молча натягивать на живот свитер.

— Почему днем, когда я на связи был, не сказал, что тебе плохо? — резко спросил Семен.

— Думал, пройдет. Растяжение ведь... Да и все равно — пурга.

— Да-а... Пурга... — протянул Семен, и что-то страшно тоскливое послышалось в его голосе. Такая отчетливая звериная нотка тоски, что парни заволновались...

— Чего с ним, Семен? Ну что там?

Семен помолчал немного и раздельно сказал:

— Аппендицит. Вот такая банальная вещь.

Пустое поле аэропорта перемела поземка. В стороне неподвижно стояли вертолеты и «аннушки». Лопасти вертолетов были зачехлены и притянуты к земле расчалками. Ветер таскал по взлетной полосе длинные полосы поземки, похожие на рваные бинты, укладывал их в беспорядке, закручивал на свой лад. Ни самолеты, ни птицы не летали в этот день над городом.