Михаил Клименко - Отчего бывает радуга

- На, прикуси. Не упорствуй! Я тебе говорю или кто?

- Я не хочу... - донесся тихий, тонкий голосок. - Ну не надо, брат Диомид!

- Забудь это слово "ну"! - в масленом голоске Ниготкова появились прогорклые нотки. - Не столько понукать грех, как упорствовать!

Он повернулся к озеру и речитативом протянул:

- Братья и сестры, сотворите же умовение лица своего святой и светлой водицей - голубой аки свод создателя.

Начали они умываться.

Меня это все уже стало забавлять. Да если б не та бездонно-синяя лужица...

- Пора вмешаться? - совещательно спросил меня Руслан. - Надо выяснить, что за граждане. Очень уж у них все по-особенному...

- Подожди.

- Год минул, братья и сестры! - снова затянул Ниготков. - Минутки бегут аки волны в океане-море. Да реки текут свои мертвые воды в океан-море!.. Братья и сестры, смоем с земли грешный след темных человеков. Оживим воды ныне! И придет утро, и придет день - и придет предсудный день великий... И в огне настанет нечистым тьма великая. Братья, молитесь! Молитесь и приблудитесь к богу!

Все тихо, тоскливо запели:

"Лестию змиевой райския пищи лишен. Господи воззвах..."

А Ниготков продолжал:

- Сказал мне пророк Назар, а пророку Назару говорил бог... Братья и сестры! И запросил к себе святой дух душу безгрешной Евгении. Да не посмеем, овцы, ослушаться святаго духа. Мне приказал пророк Назар... - тут Ниготков довольно-таки обыденно закашлялся. - Бог повелел пророку Назару, а пророк Назар приказал мне путем праведным оживить мертвую воду... И через то по повеленью божьему возлетит душа безгрешной Евгении во дворцы хрустальные к святому духу. И оживут воды всей земли заново и пребудут вечно святыми и светлыми на всей земли. А мы, братья и сестры, аки на небеса вослед душе безгрешной, возойдем на ту страждущую землю по ступеням сей священной башни...

- Руслан, готовится преступление, - сказал я. - Раздумывать нечего.

- Я вижу.

- Здесь семеро мужчин. Не исключено, что у них есть ружья.

- А нас двое.

- Руслан, не забывай, что это фанатики. Но я кое-что придумал.

- Что?

- Давай мне пистолет и...

- Нет, пистолет ты не получишь. Тут все-таки люди.

- Я обещаю, что в них стрелять не буду. Время дорого. Ты лучше меня знаешь окрестности. А здесь лучше остаться мне. Положись на меня! Я кое-что придумал... А ты мчись за подкреплением. При мне, пока я вижу их в темноте, они свое изуверское дело совершить никогда не смогут!..

Я остался один.

Радение "жрецов", "оживителей" воды, все больше и больше распалялось.

Сто свечей на плавающем посреди озера круге довольно быстро таяли. Люди метались по берегу, дико вскрикивали, бормотали, смеялись, причитали.

Ниготков подошел и взял девочку за руку. Она поднялась. Ей было лет одиннадцать. Я видел, что она пытается вырвать руку, с испуганным выражением что-то говорит ему. Но что, я, конечно, из-за воплей не слышал. Девочка стремилась Ниготкову что-то объяснить. Ей казалось, что он вот-вот ее поймет. Тот же говорил ей что-то незначащее, повторял одно и то же и увлекал за собой, вел по белому, сырому и скользкому берегу вспыхивающего ленивыми бликами озера.

Я поймал себя на том, что не слышу ни голоса девочки, ни воплей фанатиков. И вдруг до меня донесся такой же плавающий звук, какой я неоднократно слышал, когда нервы мои были взвинчены до предела. Где-то вверху, то там, то сям, не то кричала странная птица, не то смеялась и плакала изгибаемая пила.

Конечно, в действительности никакого звука не было. Мне только казалось, что я его слышу.

Я по карнизу прошел шагов на десять влево и по скользкому каменистому откосу, опираясь на камни руками, стал спускаться к озеру.

"Оживители" воды бесновались так неистово, что не замечали моего приближения.

Я опасался, что у кого-то из них оружие может оказаться в руках раньше, чем у меня. Поэтому пистолет был у меня наготове, заткнут за пояс под рубашкой, расстегнутой от ворота до самой ременной пряжки.

Видя эту маленькую девочку, которую упорно волок по берегу Ниготков, я вообще перестал испытывать страх. Как не стало вдруг его у меня тогда в деревне, когда я наклонился и поднял ребенка. Во мне клокотала какая-то невероятная, огненная энергия.

Я левой рукой поднял камень и огненноцветным, самого себя слепящим факелом продолжал подходить к берегу затхлого подземного озерка.

Вдруг стало тише. Очевидно, они все, один по одному, обратили на меня внимание и начали приходить в себя. Двое или трое бессмысленно глядели на меня, еще не в состоянии понять, почему становится так тихо.

Ниготков повернулся и застыл.

Он с девочкой был справа от меня, у основания башни, все остальные слева.

Я не глядел ни на Ниготкова, ни на его паству. Я глядел на сто свечей, плавающих посреди озера. Мне было понятно: жертву собирались принести сразу же, как только погаснет последняя свеча.

- Кто ты? - мягко, как-то вкрадчиво спросил меня Ниготков, продолжая держать девочку за плечо и напряженно вглядываясь в полумрак.

Я стоял неподвижно, не отвечая на его вопрос. Вырванные из экстатического, восторженного бреда, молчали и его единоверцы.

- Что тебе надо здесь?! - осознав смысл сложившейся ситуации, лишившись вдруг своего напускного благолепия, взорвался Ниготков. - Зачем явился?!

Я где-то мельком слышал, что вот такие "оживители" воды и им подобные дико боятся посторонних, считая их посланниками дьявола. А тем более Игорь Словесный надоумил меня тогдашней своей "догадкой".

И негромко, но внятно я проговорил:

- Я антихрист. Я пришел спасти Евгению.

Эффект был более чем потрясающий.

Девочка, мотнув плечом, вырвалась от Ниготкова и бросилась на мой голос, в полумраке едва различая меня.

- Куда ты, к антихристу?!. - закричал Ниготков.

- Уведите меня домой! - кричала девочка, пробираясь по скользким неровным камням. - Вы же не с ними! Я знаю!..

Запинаясь, едва не падая, я бросился ей навстречу. Прижал ее горячую голову к своей груди и будто чужим голосом сказал:

- Ничего не бойся! Ты спасена! Спасена.

- Пойдемте на землю! - быстро шептала она. - Надо быстрей уйти отсюда!..

И в эту минуту в моем теле появилась какая-то необыкновенная легкость, а на сердце стало невыразимо светло и спокойно. Как тогда, в деревне, когда я после грозы глядел на близкую радугу, перед тем как вдруг услышал крик ребенка...

И в этом подземелье вдруг что-то переменилось. Вокруг темного, тускло и лениво мерцавшего озера белые берега неожиданно стали тускнеть, стали темнеть и камни вокруг, будто "снег", быстро-быстро начали таять. Казалось теперь, что все вокруг покрыто белесым, пепельно-серым не то мхом, не то лишайником.

И все разноцветные люди на берегу темного озера стали заметно утрачивать свои характерные цвета - они все ярче светились незнаемым цветом тау.