Сергей Васильев - Цвет

Узнаваемо. Планеты-заповедники, закрытые для свободного посещения. Чтобы отразить в камне их суть, мало быть талантливым художником. Надо побывать там.

Я осторожно дотронулся пальцем до опал-серебра и чуть провел, убеждаясь в его гладкости.

— Где ты взял это? — я старался говорить спокойно, не глядя в глаза продавцу. — Наверняка, дорогая вещь.

— Нет, не дорогая, — нищий хмыкнул, — у нее просто нет цены.

— Сколько же ты хочешь?

— Не много. Всего два хода.

— Что? — я не понял. Цена в несколько тысяч галактов не показалась бы чрезмерной. И ответ, что у меня никогда не будет столько денег, готовился легко слететь с языка, превращая предложение о покупке в шутку.

— Два хода игры.

Доска лежала на невысоком каменном помосте, у голых ступней нищего. А он сидел на корточках, локтями упираясь в колени, и ехидно глядел вверх, на меня. Я присел так же, как он, и с вызовом посмотрел в его темные глаза.

— Не игру?

— О-о! На одну игру зачастую тратится вся жизнь. Нет, всего два хода. Это малая цена. И я уйду. Доска останется за тобой — что бы ты ни выбросил.

Нищий достал из-за пазухи зары и положил их с легким стуком на бар — средний борт, разделяющий две половины доски.

— Ты ходишь первым, — безапелляционно заявил он, положив ладонь на доску и опершись всем весом.

Странно. Это было против правил. И вообще, говорил он так, будто я уже согласился с покупкой. Но почему покупкой? Отдача драгоценной вещи всего лишь за два броска зар выглядела попыткой избавиться от нее. Чем-то доска мешала владельцу. Что-то не устраивало его в ней. Череда преступлений? Кровавая месть? Наверняка без этого не обошлось — драгоценностям свойственно притягивать смерть разумных. Но никогда никого это не отвращало от владения таким предметом. Большинство стремится получить желаемое, невзирая на его прошлое.

Я не стремился. Мне стало интереснее сыграть.

Полупрозрачный кубик из огненного опала с черными точками на гранях лег мне в ладонь.

— Почему я? Разве не будем разыгрывать очередность? — осведомился я, катая кубик между пальцами, фиксируя его ребра.

— Здесь нельзя так, — как-то грустно сказал нищий, — не тот случай. У тебя нет выбора. Либо играешь на моих условиях, либо не играешь вообще.

Я качнул головой и подобрал второй кубик из сине-пурпурного танзанита с белыми точками.

— Какую играем? Длинную? Расставляй! — бесшабашная веселость наполнила меня.

Нищий запустил руку в лежащую позади него суму и вытащил горсть черных шашек — пятнадцать штук. Небрежным жестом он кинул их на одну половину доски. Так же небрежно кинул вторую горсть, белую, — на другую половину. Шашки сами выстроились в положенных им лунках. Мне досталось играть белыми. Ничего особенного не было в костяных кругляшах, не в пример самой доске. Такими играют где угодно и кто угодно — и контраст с опал-серебром был разительным. Оббитые по краям, с полустёртыми концентрическими кругами на верхних гранях, со щербинками и сколами, они прошли через тысячи рук и, быть может, не только рук.

Вслед за шашками нищий достал небольшой деревянный стаканчик и протянул его мне. Я молча взял его, опустил туда зары и хорошенько встряхнул, прикрыв ладонью. Потом выбросил кубики на поле, как выплескивают воду из стакана.

Зары ударились о доску, подскочили несколько раз, слегка замедленно, и остановились у борта.

— Ду-ег, — объявил бросок нищий, — хороший ход для тебя.

Ни о чем не думая, я сдвинул шашку на три лунки влево…

…Жарко. Пот стекает по лбу, скапливается на бровях, и тогда я смахиваю его пальцами. Ну, кто придумал тестировать оборудование в полдень, когда самое пекло? В нормальных фирмах работникам предоставляется технологический перерыв на время некомфортных условий работы. Но у нас главное — скорость и безумные сроки. Каждый раз боишься, что наделал ошибок лишь оттого, что устал, отвлекся, прикрыл глаза в ответственный момент.

Белое солнце слепит даже сквозь темные очки, пробиваясь между острыми иглами ярчайших зелено-голубых метелок пальмусов. Только они одни выдерживают — все остальные местные растения предпочитают выпускать побеги ближе к вечеру и прятать их утром. На закате солнце желтеет, и в ее лучах вспыхивают золотом полупрозрачные бабочки, летающие над оранжевыми, красными и белесыми листье-цветами. Только чудесные вечера примиряют меня с дневной жарой на Иолите.

Влажные пальцы скользят по тестеру, и я впечатываю большой палец прямо в плату. Черт! Придется писать объяснительную о непреднамеренной порче настраиваемой аппаратуры. А может, ну ее? Никто же не видел. Подумаешь, коснулся открытого контакта. Сейчас мы его обезжирим, восстановим оболочку из инертных газов и крышечкой закроем.

Руки уже делают, а мысль тревожит: вдруг авария? Не лучше ли доложить и переделать? Но привычное «авось» берет верх…

Зары лежали у борта, моя шашка стояла там, куда я ее поставил, а нищий вопросительно смотрел на меня. Дескать, ну, как впечатления?

— Это уже было со мной, — сказал я напряженно. — Всё, как тогда. Но зачем это возвращение памяти?

Да, я вспомнил тот случай. Последствия аварии оказались не фатальными. Ну, посидели два дня без света. Ну, получили двое суток авральной работы. Ну, испортили кое-кому отпуск. Ну, и что. Никто же не умер.

— Не оно, — сказал нищий, помотав головой. — Мой ход.

Он собрал кубики в стаканчик, крутанул их один раз и выбросил. Шеш-беш! Однако. Хорошо играет.

Нищий внимательно осмотрел доску, словно рассчитывая, куда ему лучше походить, хотя вариант был только один, и перенес шашку в крайнюю лунку…

…Окно распахнуто, хоть это и невозможно сделать на тридцать втором этаже. Свежий ветер, насыщенный запахами океана, гудит в оконных переплетах. Нет, это не я стою, чуть наклонившись вперед, опираясь всем телом на плотный воздух. Судя по отражению в закрытой створке, это — оборванец с ярмарки. Но сейчас он выглядит вполне преуспевающим бизнесменом. Я смотрю вместе с ним и одновременно как бы со стороны. Чужие воспоминания — вот что это.

Мыслей человека, в голове которого нахожусь, я не слышу. Лишь то, что происходит снаружи, доступно мне. Очень далекий шум прибоя. Сине-пенные волны, накатывающиеся на пляж, в котором желтый песок чередуется с черным. Периодически обнажается верхушка зеленой коралловой гряды, и тогда на нее сверху падает стая белых птиц, чтоб сразу взлететь, как только морская вода вновь закроет ее.

Такой мир один, его знают все, кто смотрит глобовидение. Петерсит — планета центральной власти. Здесь есть место только управленцам всякого толка и их обслуге. Ничто не должно отвлекать власть от принятия решений.

Именно это и пытается сделать будущий нищий — решить. Я слышу, как он разговаривает сам с собой: