Журнал «Если» - «Если», 2011 № 01

Я всегда мечтал успеть на своем веку повидать иные миры, хоть один настоящий; я мечтал об этом сколько себя помню, мечтал так рьяно, что только это и удерживало меня в живых много лет спустя после того, как пробил мой час навеки сойти в могилу. Я трудился во имя дня, когда мы построим корабль, способный скользнуть через межзвездную пропасть к древней, мертвой планете земного типа, к планете, которая, сказали мне астрономы, обращается вокруг альфы Центавра, к дразнящей планете, расположенной, если верить приборам, в дальней дали, близ дельты Павлина.

Пока эскадрилья летающих блюдец молниеносно снижалась к большому городу из поблескивающего мрамора, к городу шпилей, куполов и ступенчатых пирамид, очень схожих с зейянскими, но более строгого абриса, Вейяд одолевал меня расспросами, сводившимися к одному: «Как вы стали первым Челоматом?».

Я призадумался и выдал упрощенную версию о непредвиденном побочном действии препаратов от радиации, а потом рассказал, как обнаружил затерянный на Гекторе звездолет огнелисов.

— Так значит, Челоматы отправились к звездам и с позором вернулись. Кто нас уделал, огненные лисы?

— Мы очень мало знаем о закате эры Челоматов. Бессмертные не потрудились запомнить, что произошло, и, следовательно, не передали потомкам. Но огнелисы, как вы их называете, ни при чем. Насколько я понимаю, они лишь слуги более могущественных господ, а произошло всего-навсего вот что: злосчастное человечество ненароком угодило под перекрестный огонь в войне Звездузы с Вертопрядами, о ком помимо имен известно только, что сражались они долго и по неведомым причинам. Галактика принадлежит им. Возможно, и вселенная за ее пределами тоже.

Говорят, гордыня пробуждает зависть богов.

Титаниды, опережавшие противников-зейян в сфере техники не только в космосе, но и на планете, провезли нас по своему стольному граду на чем-то вроде тягача с прицепом, но таком, который бесшумно проплыл по широким проспектам мимо толп шепчущихся зевак к одному из мраморных дворцов, паря примерно в метре над мостовой.

В ответ на мой вопрос Вейяд сознался, что титаниды не вправе гордиться этими технологиями: что-то найдено, что-то похищено.

— Мне давно следовало бы догадаться, — сказал он, — что эра Челоматов начиналась похоже. Хотя я полагал, что в столь древние времена наверняка…

— И все-таки, — вмешалась Аруэ, — из истории мы знаем, что война Звездузы с Вертопрядами вспыхнула намного раньше, чем на Земле зародилась первичная слизь.

Основное внимание здешнего народца сосредоточилось для разнообразия на мне, а не на прелестях Оддни. Меньше легкомыслия? Нет, в большем почете прошлое. А что же я, Первый Челомат, Дивный Мистер Зед? Насколько я понял Вейяда и Аруэ, в Риме двадцатого века примерно так принимали бы Иисуса, воскресшего ради торжественного шествия по улицам.

Вообразите в подобной толпе местных безбожников, которые, трепеща, ломают голову над тем, во что уверовать и в чем покаяться.

Место, куда нас привезли, напоминало огромный банкетный зал с такими громадными дверями, что, проходя в них, мы лишь слегка ссутулились, и с таким высоким потолком, что нам удалось выпрямиться в полный рост. Мебель титаниды сдвинули к стенам и середину пола слой за слоем устлали тонкими покрывалами размером с детское одеяльце, зато мягкими, достаточное же их количество в сборе обеспечивало вполне сносное место для отдыха.

Аруэ сказала:

— Полагаю, вы оба голодны? Хлебосольство зейянцев печально известно.

Я рассмеялся, Оддни тоже. Это удавалось ей лучше и лучше; все человеческое давалось ей легче день ото дня. А однообразная, пресная страстность, страстность-послушание… Невелика хитрость воображать, как славно жить с женщиной, покорной во всем, — пока не встретишь ту, которая знает, чего хочет, и поступает по своему усмотрению, и тогда выясняется, что в конечном счете именно это тебе и нужно.

Я начинал припоминать, какой была жизнь в дни оны.

Оказалось, обед — это большие плоские блюда с дымящимися ломтями жареного мяса (среднего между говядиной и курятиной и, пожалуй, слегка отдающего страусятиной, хотя я не пробовал ее так давно, что припоминал весьма смутно), щедро сдобренного чем-то пряным, острым, зеленым. Среди овощей попадались кругляши не крупнее стеклянного шарика (неправдоподобная помесь печеного картофеля с брюссельской капустой), застывшие в горячем прозрачном желе, которое на языке отчасти напоминало дешевый маргарин и чуть больше — «Кей-Уай», джонсон-и-джонсоновскую смазку для интима.

Я умял все без разбора, подчистую, и стал следить, как ест Оддни: чрезвычайно изящно, не торопясь, восторженно смакуя каждый новый вкус, каждое новое ощущение. Впервые в жизни живая? Трудно сказать. Трудно спросить. А сколько ей лет? Я мысленно вернулся к той ночи, когда ее в первый раз доставили к порогу моей спальни. Два года? Или чуть больше? Боже. Я представил себе, как она очнулась в инкубаторской вакуоли. Примерно так просыпаются в затопленном кровавой слизью гробу…

Каково ей было?

Почему я боюсь спросить? Я не раз становился свидетелем таких пробуждений; я знаю, на что это похоже; я наблюдал, как клоны ведут себя, впервые увидев свет. Наблюдал изумление, смятение, растерянность.

Думаю, если спросить, она расстроится. Боюсь, она вспомнит, как ее привели под дверь моей спальни для ритуального насилия и принудительного оргазма, вспомнит ужасную наездницу в своем сознании, мое блаженство — источник ее воли к жизни.

Оддни подняла на меня сияющие глаза, утерла тыльной стороной руки блестящие губы и улыбнулась.

— Меня всегда удивляло, — сказала она, — с каким нескрываемым удовольствием вы едите. Теперь я начинаю понимать.

После обеда нам принесли что-то вроде использованных малярных ведер и наполнили их, сливая туда целыми бутылями шипучку с мерзостным вкусом дешевого мускателя, разбавленного хинной водой; пока мы освежались этим пойлом, титаниды установили проектор, и тот вытолкнул в воздух перед нами куб туманного света, заполненный объемными изображениями.

— На обратном пути с Юпитера, — сказал Вейяд, — я вкратце изложил вам общий исторический очерк, охватив миллиарды лет, разделяющие ваше и наше время.

— Сколько миллиардов?

Он пожал плечами.

— Мы просто не знаем. Возможно, три? Бессмертные что-то намудрили с солнцем: у них оно очень долго не гасло, и геохимический цикл Земли не прерывался.

— Фактические данные уничтожены, — сказала Оддни.

— Да, — подтвердила Аруэ. В глазах маленькой женщины читалось откровенное любопытство, вопрос, явно сродни моему: каково быть таким созданием? Но женский интерес лежал, несомненно, в иной плоскости, нежели мужской.