Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

— Жук навозный! Рези жри!

Задел он меня. Через память просочилось липкое пятно горечи, оттого что жена называет меня навозным жуком. Но Шише откуда знать об этом? Наверное, из базового набора — всем годится. Попал неплохо, самого себя пожалеть хочется.

— Лелею смелость, и рези мелеют, — говорю в ответ. Боль отпускает. Мягкие согласные зализывают раны, нанесенные острыми «р» и «з».

— Занозу в горло гниде!

Ну это простое оскорбление, пусть и с каленым «г» в доминанте. Нужно пропустить выпад и перенаправить фонетическое усилие на нападающего.

— Гниды в голове голую голову гложут, — для лысеющего Шиши самое то.

Он побежал к побитому временем и мошкарой седану, вскочил в него и через минуту вылетел обратно. Наверняка схватил из плеера еще одно оружие — ничего человек от отчаяния не соображает: вокруг полно свидетелей.

— Шмальну, шваль, зажужжишь за ширму!

Ба, да это шипящий дальнострел. На глаза навернулись слезы, будто красного перцу сыпанули. Нечестно дерется — ему добить меня, что листочек в «козлик» исписать.

— Шушеру шибать… — сказал он и передернул затвор. Но подавился и взвыл.

Оплывшими глазами я увидел, как Шишу крутят два сержанта-лингвиста. Один грозил табельным «михельсоном» — маленьким толково-фразеологическим словарем. Подоспела дежурная машина с зеленой полосой на боку и надписью «Отдел культуры». В нее и впихнули задержанного.

У меня испросили паспортные данные, адрес и телефон — обещали в случае чего вызвать. То еще удовольствие предстоит.

Я заметил Сию, а рядом — Бурлаку, он держал ее за руку. Они смотрели друг на друга, как гипнотизеры, которые поспорили, кто кого первым введет в транс. Причем результат им не был нужен, важнее процесс. За пару дней Дима, оказывается, во многом преуспел. А чему удивляться — он молодой, в забирательстве новичок негаженный, путь к душе одинаково открыт — изнутри и снаружи.

Накрыла досада. Осень виновата или дорогие слова? Не знаю. Обидно, что девушку, из-за которой перерыл кучу гниющей нечисти, так запросто увел мальчишка. А может, не для нее я это рыл? Потому что стреляться через платок совсем не хочется. Да и где в наше время найти чистый платок?

Я шел к ним какие-то двадцать метров и думал: сейчас истрачу ископаемое слово на ту, которую никогда не подержу за руку.

— Здравствуйте, Аркадий.

— Привет, Петрович.

Нет, каков прохвост! Отпуск он взял за свой счет.

— Здорово, молодежь.

— Я за вас очень переживала, когда вы дрались.

— Пустое. Добро всегда побеждает зло, потому что находится выше по алфавиту.

— Не, Кашич, ты все равно красавец — я бы так не смог.

— Зато ты можешь другое, чего мне нельзя в силу женатого положения.

Он опустил взгляд, а Сия засмеялась. Я повертел на языке слово и произнес:

— Спасибо.

Побрел к машине — за всеми этими словомашествами выемку я так и не сделал.

По дороге к приемке не стерпел и нажал воспроизведение ящика, куда сбрасывала слова Сия. Когда услышал ее голос, нажал паузу. Выдохнул и снова пустил запись. Там оказалось всего несколько секунд:

— Аркадий, спасибо вам большое.

Неизменная грусть от поминок лета и быстрых сумерек слетела, унеслась в боковое окно. Облетающая листва показалась салютом, дождь — следами в небе от потухших вспышек. В груди маялось приятное предчувствие, что слово вернулось ко мне и будет возвращаться всегда, когда я его потрачу.

Все добрые слова потому и называются волшебными, что неисчерпаемы, как энергия ветра и морских приливов. Главное — не побояться сказать их в первый раз, выдержать ломку, заткнуть фонтан сквернословия. И навсегда завладеешь богатством, которое было и будет вечным.

«Логос» — это ведь не только «слово», а еще и «порядок».

Забиратель может не только копаться с отходами, но и производить то, что никогда не будет выброшено. Как и любой настоящий человек, будь он даже мусорщик.

— Спасибо! — прокричал я в открытое окно.

Мне показалось, что из-под зонтов и капюшонов прохожие мне улыбаются.

Наступили светлые деньки.

Это одежда бывает осенне-весенней, а настроение — нет. Естество точно определяет, радоваться пробуждению или зевать. Те же низкое солнце и голые деревья, те же брюки и куртки, но под ними — нетерпение перед встречей с апрелем.

Мы идем по улице счастливым семейством. Ира толкает коляску, я несу пакет с продуктами. Смотрим: возле районного загса — свадьба. По пятницам это часто: красивые машины, нарядные люди, цветы и шампанское. Но этих молодоженов я прекрасно знаю, потому предоставил жене пойти за хлебом, а сам подошел к церемонии.

— Совет да любовь, молодежь.

— Ой, здравствуйте, Аркадий.

— А, Каша, вот это встреча!

— Решились-таки на ответственный шаг?

— Весны ждали, чтобы потеплее.

— Мне отпуск только на апрель дали. Ты же знаешь наш отдел кадров.

Сию отвлекла подруга, мы с Димкой отошли в сторону.

— Сам-то как, Петрович?

— Ничего, держусь. Отцом стал, работу поменял. Но это ты помнишь.

— Помню, конечно, как из-за тебя весь левый словооборот накрылся. Шишу отправили на исправление в какой-то сельский ДК, а новый скупщик пока не объявился.

— Поползнев страдает?

— А как же! Кстати, хорошо, что напомнил, он тебе десятку просил передать, если встречу. Вот, встретил.

Он протянул мятую купюру, смоченную скупыми ефремовскими слезами.

— Хрен сильно изменился. Слова собирает, но не проваливает, а бережет. Говорит, для хорошего человека. Представляешь, как ребята его подначивают?

— Легко. А ты, значит, там же?

— Ага. Сия дома книжки корректирует, вычитывает то есть. Я забираю по «семнадцатому В» — на жизнь хватает. Она считает забирателей чуть ли не героями. — Бурлака понизил голос: — Ты знаешь, мне кажется, что ее работа очень похожа на мою. Сия предлагала как-то подменить, когда я с температурой слег. Запретил — нечего ей мараться о всякую дрянь. Я-то мужик, битый пиксель тебе на экран, я привычный.

— Ну а я в спорт ушел, слобистов тренирую. Школьный друг позвонил, пригласил.

— А, словооборона без оружия?

— Она. Вроде получается.

Я не стал рассказывать, что добился больших успехов. Зачем Диме знать, как я в составе сборной поехал в Лондон и встретил там Серегу Трепалова? Собкор жаловался на дорогую британскую жизнь и грязную работу — целый день по помойкам информагентств роется. То же, что и дома, только за фунты, а слова доброго у англичан не выпросишь. Потом Серега записал со мной интервью, которое показали по нашим новостям, и Ира страшно мною гордилась.

Опустил я и рассказ о том, что новая работа не щедра на добрые выражения. Поначалу переживал, но со временем понял: хорошими словами сорить нельзя, иначе они теряют ценность. Что толку от «прости», если его говорить по сто раз на дню и опять делать то, за что нужно извиняться? А сказанные в нужное время слова обретают подчас неимоверную силу.