Виктор Колупаев - Фирменный поезд Фомич

И в его лице что-то изменилось... И в фигуре, и в манере сидеть. Он вдруг фамильярно хлопнул Валерия Михайловича по плечу и предложил:

- А не заняться ли нам, милейший Валерий Михайлович, гиревым спортом?

Валерий Михайлович вдруг захрипел, схватился рукой за горло. Он задыхался и рвал на себе рубашку.

- Обыкновенное дело, - сказал Федор. - Учить их надо, учить! А впрочем... не имею права морального, так сказать.

А Валерий Михайлович уже закатывал глаза и медленно клонился на пол. Я оттолкнул Федора, приподнял отяжелевшее тело Крестобойникова, рванул ворот его рубашки вместе с пуговицами. Валерий Михайлович шумно вздохнул и дал мне пощечину. Я не понял, что произошло, как вторая затрещина обрушилась на мою скулу. Ладно!..

- Рукава, - прохрипел Валерий Михайлович.

Хорошо. Это рукава его рубашки хлещут меня по морде, а не сам товарищ Крестобойников. Прекрасно. Я прислонил его к стенке так, чтобы он не мог упасть.

- Прошу прощения, - юлил писатель Федор. Но было ясно, что происходящее в купе его уже мало интересует, а вот гиревой спорт - даже очень.

Валерий Михайлович вдруг застонал и поджал под полку ноги.

- Давят, - простонал он.

- Ничем не имею права помочь, - твердо заявил Федор.

- Можете! - крикнул я. - Снимите с него туфли!

- Это в один секунд!.. Милейший Валерий Михайлович, в носочках можно, в носочках...

Федор все-таки стянул с Валерия Михайловича туфли. Тому заметно полегчало.

Картинка была в нашем купе! Один в трансе, второй еле жив от бунта своих вещей. Третий думает только о гиревом спорте. А я сам? О чем я-то думаю? В том-то и дело, что не думаю. Не хочу думать...

- Так я пошел? - спросил Федор.

- Нет! Никуда вы не пойдете.

- Понятно. Произвол. Документы на право, пожалуйста.

- Сядьте, Федор. Сядьте! Возьмите себя в руки. Хорошо... Ваши рассказы больше не воплощаются в жизнь. Переживите это. Пусть ваши рассказы не воплощаются в жизнь в буквальном смысле. Пусть.

- Решено и подписано, - возвестил Федор.

- Да и не надо этого. Вы пишите просто. Для себя, для друзей.

- Друг! Артюха! - внезапно обрадовался Федор и полез было ко мне целоваться.

- Да что вы корчите из себя! - не выдержал я. - Несостоявшийся писатель! Их много, несостоявшихся! И не только писателей! Пишите, если интересно. Не для издательств и редакций, а просто. Можете посылать, пробиваться, но все-таки пишите не для них, а для себя. И выбросьте мысль о их воплощении в жизнь. У вас же хорошие рассказы, Федор. Я уверен, что они найдут дорогу к читателю. Только не воображайте, что вы страдающий за правду. Не бейте себя в грудь и не распинайтесь на кресте. Ведь вы это специально на себя напускаете. И гиревой спорт, и слезы по поводу несостоявшегося писателя.

- Слез не было, Артемий, - сказал Федор.

- Я в переносном смысле...

- Понимаю. Приятно слышать о себе правду.

- Все еще поигрываете?

- Ни ухом, ни духом, Артемий.

- Тогда вот что... Наши приключения еще не кончились. Будьте сами собой. Без всяких выкрутасов. А читатель, искренне любящий ваши рассказы, у вас есть, по крайней мере, один. Я.

- И я, - простонал Валерий Михайлович.

Федор вскочил и всенепременно пожелал поклониться до полу. Этого уже я не мог вынести. В своей игре он доходил черт знает до чего! Я легонько дал ему в солнечное сплетение. Просто, чтобы он очнулся. Но Федор повалился на скамью и безмолвно вытянулся на ней, сложив руки на груди крестом.

- Поднимайтесь! - приказал я.

Федор и ухом не повел.

- Федор, прошу вас!

Писатель вдруг сел.

- Вы! Вы, отец семейства, просите меня! Это я должен просить у вас прощения! И я прошу, прошу. Чистосердечнейше раскаиваюсь! Примите во внимание...

Он не досказал, что еще тут нужно было принять во внимание, потому что Валерий Михайлович, слегка приободрившийся, вспомнив, наверное, добрые дела Федора, вдруг наклонился вперед и погладил писателя по впалой щеке, потом по разлохмаченным волосам. Рука его чуть вздрагивала, но это была рука искреннего и преданного друга.

Они приникли друг к другу и застыли в объятиях.

Ладно, хорошо, что хоть это.

Мне нужно было сходить к Инге, но я почему-то страшился сделать этот шаг. Ведь Инга уже наверняка знала, что от нее требуется. А чем я мог ее утешить? И эти три застывшие в купе фигуры...

По коридору шел Иван.

- Это еще что такое? - спросил он, оглядывая скульптурную группу раскаяния и всепрощения.

Я только махнул рукой.

- Ладно, - сказал Иван и сел на краешек полки. - Хочешь узнать, что мы имеем?

- Валяй, - согласился я. Все равно ничего хорошего я не ждал от этого сообщения.

- Это совсем не та станция, - сказал Иван.

- Что значит, не та?

- С разъезда мы шли на станцию Ленивую, а пришли в Трескилово. С того разъезда сюда никак не попасть. И к Марграду не ближе.

- Значит, связи никакой, раз нас здесь никто не ждал?

- Сначала никакой. Они ведь не догадываются посылать нам депеши на все станции и разъезды страны и шлют теперь все на Ленивую.

- Понятно, - сказал я.

- Мы уже и отшвартовываться начали, а тут и связь вдруг появилась. Оказывается, они действительно на все станции шлют корреспонденцию. Ну, по крайней мере, в радиусе тысячи километров.

- Значит, связались? - спросил я и посмотрел на Федора.

Иван понял мой взгляд.

- Он?

- Он... Отказался от воплощения своих рассказов в жизнь.

- Да-а... Ну так вот. Нас потихонечку поведут все-таки к Марграду. Где-то неподалеку комиссия постарается перехватить поезд. Возможно, даже на вертолетах станут догонять. Они вот еще раньше спрашивали фамилии пассажиров, а теперь еще и места работы. Чем занимались пассажиры на своей основной работе. Да и хобби тоже, если что-нибудь интересное.

- А это-то зачем?

- Предположения у них какие-то, наверное, есть.

- Да ведь теперь все ясно. Дело только в технике исполнения!

- Не надо, Артем. - Иван помолчал. - Ты вот, например, где работаешь?

- В НИИ Вероятностей и Прогностики.

- Кем?

- Руководителем группы. А что?

- Ничего... Передадут, и все. О Степане Матвеевиче я им тоже сообщил, о Федоре и о других. На нас сейчас вся телеграфная сеть этого района работает.

- А если высадиться здесь? - спросил я.

- Не советуют. Судьбу не обманешь. Ту группу, что ушла-ночью, до сих пор ищут. А где их искать? В какой степи они идут сейчас? Шуму мы наделали много.

- Да здесь-то ведь не степь. Здесь вполне определенная станция. Высадиться всем, а поезд...

- ...уничтожить?

- Угнать... не знаю, что еще сделать...

- Нет, пойдем тихо. Пищей и водой нас обеспечат. Да и наука, как говорит начальник поезда, должна показать свое всемогущество.

- Ну а мы-то...

- А мы? - Иван отвел глаза. - А мы будем потихонечку разоружаться.

- Значит, все равно.

- Не знаю, Артем. Ты поверь, мы все сделаем, чтобы этого не случилось.