Многократор - Художник Её Высочества

— Женщины будут выступать в качестве психологического амортизатора. Извини, если тебя коробит от такого сравнения.

— Не коробит. Я буду скафандром. Хочешь, прямо сейчас на тебя оденусь?

— Всему свое время. Но ты понимаешь правильно. Женщины должны скрасить пилотам их монотонный быт. Они, в силу половых особенностей, не могут не привнести в атмосферу героического полета свою мягкость, нежность и очарование. Есть ли в тебе эти компоненты и решимость лететь к той далекой цели?

— Есть решимость!

— Замечательно! Остается тривиальное — проверить физическую форму. Как переносишь трехкратную силу тяжести и её отсутствие?

— Я в прекрасной физической форме! Сам убедишься. Даже если буду испытываться с тремя пилотами сразу. Если пожелаешь, — подмигивает Антуанетта, плавясь от такой художественной прелюдии. Она уже готова заняться испытаниями прямо здесь, у кукурузного поля, или вон на берегу, в тенёчке от фауобразной берёзы. — Не вижу двуспальной центрифуги, хи-хи-хи.

— Всё бы тебе хиханьки да хахоньки. Над нами висит центрифуга. Апухта, ты расслышал как она тебя упростила?

— Апухта — второй пилот? — раскатилась колокольчиком, упала на спину в траву и дрыгала в воздухе чудными ножками. — Ой, Стёпка… ха-ха! Классный промоушен! Промыл уши! Давай же займемся испытаниями?

— Как хочешь, дочь моей души. Открыть люк чешуекрылый.

Фауобразную березку перерезал светящийся крест, тут же развернувшийся ромбом внутренностей когга. Антуанетта вскочила с инстинктивным намерением метнуться прочь.

— Мама..! Что это?! Я боюсь!

— Это мозаика жизни, собранная из кусочков снов.

Вступил в люк, протянул руку даме. Потрясенная Антуанетта пятилась, пока кукурузные листья не зашуршали в спину.

— Что же ты? Руку, скромный пешеход. Или я улетаю.

— Стёпа…

— Руку же! Одним всё, другим всё остальное, — в голосе пилота зазвучал металл. — Спутница космонавта должна быть рискованным человеком. Рискованные люди в наше время, что блины со сковородки — на расхват.

Когда девушка осмелилась протянуть руку, пальцы её дрожали.

— Привет, Апухта, — поздоровался Степан.

— Добрый день, — ответствовала квазиинтеллектуальная машина. — Не правда ли, сегодня чудный денёк?

Денёк что надо. Задраиваем люк и вперёд. Сила тяжести при взлете вполовину, но при любых пируэтах не вздумать компенсировать. На орбите полная невесомость. Включить панораму на всех экранах. Садись вот сюда, наша обобществлённая. Приведите спинку кресла в вертикальное положение, застегните ремни. Итак, вино раскупорено, надо его пить! Но автопилоту не наливать. Экипаж желает вам приятного полёта. И сделал с места такую свечку, что у самого, казалось, нос провалится внутрь черепа.

— Ахтунг, в небе Покрышкин! Ъяха-а-а-а!

С переворотом через бок, свинтился в кучевое облако, припевая под нос: «Первым делом, первым делом самолеты. Ну а девушки, а девушки пото-о-о-ом». Перекувыркнулся, тормознул экстремально, попадал спиной вниз, с ленцой нарисовал гигантскую восьмерку в вертикальной плоскости и снова дунул вверх, а когда Апухта сообщил: «Орбита, командор», потянул на малой скорости по широте.

— Что это было? — послышалось из чрева кресла Антуанетты.

Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна. Что тут спрашивать?

Степан равнодушно глянул на экран, по которому в чёрном, как грех, космосе катались освежающие звёздочки, выжал педаль тормоза до конца, переборол в себе как всегда нахлынувшую дурноту от невесомости и выбрался из польстерных языков.

— А теперь подопарим.

Какое там! Он только глянул внутрь.

— Апухта, мгновенно нормальную тяжесть, массаж, как мне делал, кислород, нашатырь, стимуляторы, сам знаешь что, и быстро возвращайся. Ну, дурак я! Вырасту — обязательно умным стану!

Бедная Антуанетта. Не летать ей больше в открытом космосе. Не выдержала она экзамен на спутницу жизни. Значит, лететь пилоту с другой женщиной через всю вселенную. Видимую и существующую вселенную. Но самое главное — дальше.

Старые люди — страшные люди. Зубы выкатываются, сиськи подмышки закатываются, складка у рта, будто что-то черное течет изо рта. Не страшные, конечно, — некрасивые. Мятые жизнью. Степана надо понимать со всевозможными оговорками. Любая мелочь может оказаться полной значения, в то время как крупная философская мысль, если претендовать на таковую, опускается до нехитрых перлов: «Старый друг лучше новых двух подруг.» Его собеседник, художник, ответил откровенно, что красота в искусстве — суть строго дозированное понятие, индивидуальная медицинская пиявка, отказывающаяся пить дурную кровь вне её представлений. Если начистоту, вот, скажем, строение землянина… он целует персты творящие, заодно тысячу пятьсот пятьдесят квадратных дециметров расписанных преглубокоуважаемым превысококвалификатором поверхностей… но как бы выразиться, по справедливости дел и похвал, не обидев местной стервью именитость-отчествонитость-фамилинитость..?

Прознай земляне про степанову известность за пределами отечества, сразу бы нашлись желающие такую душку изобразить. Получили бы потомки живописное представление, если бы изобразили художника сразу после одинцовской драки. Под глазами фиолетовые фингалы от пропущенных плюх, ухо чёрное, нижняя губа пролетарская. Тело, другое дело — нежнейшая филейная вырезка, ням! голова советская — штука бесполезная, всё равно быдло и власть народная оного не используют, бей в своё удовольствие, уязвлять нечего. Лучше Абигель послушать:,Мультик посмотрела —,Ледниковый период, Ты со своими бесконечными артпроектами мне знаешь кого оттуда напоминаешь? Чучундра там одна всё за орешком гоняется., Совсем фотографически? Позвони Степан хоть кому в пять часов утра, хоть Вильчевскому — узнает, кто он есть на самом деле и как фотогеничны его от длинного осла однопартийные уши.

— Я уже ЪяА пообвыкся по этому поводу. Когда с канопусцами брифинг на пленэре устроили… Ладно, каждый имеет право налево.

Договаривать не следует. Облик самого ЪяА землянину, равно, о мама родная! лучше облизывать скользких жаб. Нечего тут нервничать Дедом Морозом случайно приземлившимся в Сахаре во время перелёта. Смотрим статистическим взглядом. Что далеко ходить, по прибытии нашлись и здесь статистические богатые дамочки, сообщившие в средствах массовой информации о готовности заплатить миллионы кредиток за ночь любви с инородцем. Головатый перевел местный миллион на рубли. Золото на Голоне — химический элемент первой группы второй подгруппы периодической системы элементов, тот же соблазнительный идол, что на его планете. Получилось порядка тридцати килограммов. Чтобы скопить такую сумму, Христа пришлось бы продавать до конца жизни. Единственное слабое место, — оплата по факту. Но бизнес есть бизнес. Жизнь — это перераспределение старых денежных масс новыми людьми.