Роберт Хайнлайн - Звёздный зверь

Кику как раз накладывал вето на выдачу паспорта очень видному лектору — в прошлый раз этот идиот умудрился вломиться на одной из планет Федерации в храм и начать фотосъемку, — когда в кабинет вошел Роббинс и торжествующе кинул на стол бумагу.

— Вот она, его отставка. Ты бы лучше бежал поскорее к премьеру.

— Обязательно, — согласился Кику, взяв бумагу.

— Мне не хотелось, чтобы ты видел, как я выкручиваю ему руки. При свидетелях значительно труднее закричать «дяденька». Согласен?

— Да.

— Пришлось напомнить ему ту историю, когда мы его покрыли. Ну, насчет договора с Кондором.

— Жаль.

— Не надо проливать по нему слезы. Хорошенького понемногу. Теперь я напишу речь, которую он произнесет перед Советом. Потом найду ребят, с которыми он говорил вчера, и буду умолять их, ради блага любимой старушки-планеты, в последующих статьях освещать вопрос нужным образом. Отнесутся они к этому, мягко говоря, кисло.

— Пожалуй.

— Но согласятся. Нам, людям, надо держаться друг друга, против нас большой численный перевес.

— Мне тоже всегда так казалось. Спасибо, Вэс.

— Заходите еще. А одну вещь я ему так и не сказал.

— Да?

— Не стал напоминать, что мальчишку звать Джон Томас Стюарт. Я не уверен, что, имея в виду этот факт, Марсианское Сообщество стало бы возникать. Совет мог бы и поддержать Мака, а у нас появилась бы отличная возможность выяснить, могут ли эти хрошианские ребята сделать то, чем грозятся.

— Я тоже думал об этом, — кивнул Кику. — Но для такого напоминания был не очень подходящий момент.

— Не очень. Просто удивительно, как часто бывает, что самое лучшее — не разевать варежку. А что ты так улыбаешься?

— Я думал, — объяснил мистер Кику, — как хорошо, что хрошии не читают наших газет.

А вот миссис Стюарт газеты читала. Гринберг с огромным трудом убедил ее привести сына в столицу. Он не мог сказать ей зачем, но все-таки убедил, и она согласилась вылететь завтра утром.

Но завтра утром, когда Гринберг заехал за ними, оказалось, что он теперь persona non grata. Она просто клокотала от ненависти и совала ему в руки газету. Гринберг посмотрел на название.

— Ну и что? Я уже видел ее в отеле. Конечно, сплошная чушь.

— Вот я и пытаюсь сказать это маме, — угрюмо сказал Джон Томас. — Только она меня не слушает.

— А тебе лучше бы помолчать. Ну так что, мистер Гринберг? Что вы можете сказать в свое оправдание?

Никакого складного ответа у Гринберга не было. Увидев газету, он сразу попытался связаться со своим шефом, однако Милдред ответила, что мистер Кику и мистер Роббинс у министра и их нельзя беспокоить. Гринберг сказал, что позвонит попозже; у него появилось нехорошее подозрение, что неприятности начинаются не только у него одного.

— Миссис Стюарт, вам, вероятно, хорошо известно, что в газетах часто все перевирают. Ни о каких заложниках и разговора не было; кроме того…

— Как можете вы говорить мне в глаза такое, когда в газете все ясно сказано. Это же интервью с министром космоса. Кто больше знает? Вы? А может — министр?

У Гринберга было свое мнение на этот счет, но он решил, что лучше его не излагать.

— Ради Бога, миссис Стюарт. Не надо принимать за чистую монету все, что пишут в газетах. Эти дикие сообщения не имеют к делу никакого отношения. Я просто прошу вас поехать в столицу и побеседовать немного с заместителем министра.

— И не думайте, что я соглашусь! Если заместителю министра хочется со мной поговорить, пусть сам сюда и приезжает.

— Мадам, если возникнет необходимость, он обязательно так и сделает. Мистер Кику — джентльмен старых понятий; он не стал бы просить леди приехать к нему, не будь столь загружен делами. Вам, вероятно, известно, что как раз сейчас происходит межпланетное совещание?

— У меня есть полезное правило — никогда не интересоваться политикой.

— А вот некоторым приходится, — вздохнул Гринберг. — Из-за этого совещания мистер Кику не может прилететь сюда сам. У нас была надежда, что вы, из чувства гражданского долга, прилетите к нему в столицу.

— И я согласилась, мистер Гринберг, не хотела, но согласилась. А теперь вижу, что вы меня обманывали. Откуда мне знать, а вдруг там ловушка? Заговор с целью выдать моего сына этим чудовищам?

— Я могу заверить вас, мэм, заверить честным словом офицера Федерации…

— Пожалейте себя, мистер Гринберг. А теперь, если вы не возражаете…

— Миссис Стюарт, я вас умоляю. Если вы только…

— Мистер Гринберг, не вынуждайте меня, пожалуйста, говорить гостю грубости. Но кроме них мне сказать вам нечего.

И Гринберг ушел. Он огляделся вокруг, намереваясь вовлечь в разговор мальчика, но тот потихоньку исчез. Гринберг вернулся к себе в отель, предполагая сегодня же не солоно хлебавши отправиться в столицу. Похоже, нет смысла продолжать спор с миссис Стюарт, пока она немного не поутихла. Чтобы не встречаться с репортерами, он попросил пилота такси сесть на крышу отеля, однако и там его поджидал человек с микрофоном.

— Один секунд, мистер уполномоченный. Моя фамилия Хови. Вы можете сказать пару слов относительно заявления министра Макклюре?

— Никаких комментариев.

— Нужно понимать, что вы с ним согласны?

— Никаких комментариев, я повторяю.

— Тогда, очевидно, вы не согласны?

— Послушайте, я очень спешу. — Что было святой правдой; ему не терпелось позвонить и выяснить наконец, какого черта там происходит.

— Подождите немного, пожалуйста. Все-таки Вествилл непосредственно связан с этой историей; я хотел бы иметь материал прежде, чем наша центральная контора пришлет сюда тяжеловесов, которые отпихнут меня в сторону.

Гринберг немного расслабился. Какой смысл настраивать прессу против себя, да к тому же этот парень прав; все знают, каково бывает, когда присылают старших, чтобы перехватить у тебя твою задачу.

— О'кей. Только покороче, я действительно спешу. — Он вынул сигареты. — Спички есть?

— Конечно. — Они закурили, после чего Хови продолжил: — Тут у нас поговаривают, что все это громыхание министра — просто дымовая завеса, а вы приехали сюда, чтобы забрать мальчика и передать его хрошии. Что вы можете сказать на этот счет?

— Никаких ком… Нет, этого не пишите. Скажите вот что, ссылаясь на меня. Ни один гражданин Федерации никогда не передавался и не будет передаваться в качестве заложника ни одной чужой державе.

— Это официально?

— Это совершенно официально, — твердо сказал Гринберг.

— А что вы тогда здесь делаете? Я понял так, что вы пытаетесь увезти мальчишку Стюарта и его мамашу в столицу. А столичный анклав не является, в смысле закона, частью Северо-Американского Союза, ведь правда? И если вы его туда заполучите, наши местные и национальные власти не смогут его защитить.