Сергей Кондулуков - Авантюристы

Всё время пока шла эта трапеза стадо затаив дыхание следило за ними

И лишь когда вожак со своей многочислённой роднёй насыщался, следовало его короткое покровительственное У и жалкие остатки лакомства доставались всем остальным членам стада.

И вот теперь этот первобытный закон стада был нарушен. И кем нарушен каким то старым, полуслепым самцом со слезящимся глазом. Теперь он получил право есть мозг сразу после любимой самки вожака. Мало того, что он взял себе самку, на которую положил глаз никто иной как брат вожака так он нарушил закон стада, закон на котором оно держалось.

Возмущению родственников вожака не было предела, особенно негодовал брат вожака, тот самый у которого "колдун" отнял самку. Подлетев к вожаку он жестикулируя лапами, показывая ими то на "колдуна" то на самочку то на вожака, то на себя он что-то быстро залопотал.

У! Коротко сказал вожак и показал себе на глаз.

Ням-Ням добавил он и показал на самку.

Ням-Ням закончил он и отвернулся от своего брата.

И всё таки какие же они люди ?- терзался сомнениями Джон, пусть даже они и изготовляют эти грубые булыжники, которые они с равным успехом используют и для рытья корней и для рубки деревьев и для того чтобы в драке проломить голову друг другу.

Ведь у нас у людей есть речь, слова. А у них пусть даже самой примитивной речи ведь нет.

В самом деле разве можно считать за речь какой-то ограниченный и невнятный набор звуков, которые издают при своём общении эти волосатые существа.

А моя Лола человек она человек или не человек с любопытством присматривался к ней Джон.

Гм!? Сзади она пожалуй человек и даже ничего человек. А вот спереди. Спереди у Лолы как и у любой другой первобытной женщины был не нос греческий, римский или орлиный, который так любят воспевать поэты и который как известно играет не последнюю роль в красоте женщины а две большие широкие дырки, такие как например у шимпанзе. Но её глаза они были совсем человеческими. Большие широко открытые они смотрели на мир радостно и изумлённо. Они то и притягивали словно магнитом к себе Джона. Но иногда их заволакивала лёгкая дымка грусти и Лолу охватывала какая-то непонятная Джону скорбь. И тогда она никого не подпускала к себе даже Джона.

Казалось её глаза таят в себе какую-то тайну, страшную тайну, вселенскую тайну которую не в силах никто и никогда разгадать.

А какую тайну могут таить глаза женщины тем более первобытной !?

Но самое главное, что произошло за эти шесть месяцев так это то, что у Лолы округлился живот и заметно округлился.

Движения её сделались более плавными и спокойными, а маленькие сморщенные груди стали постепенно набухать.

Неужели эта у Джона уже не поварачивался язык назвать её образиной но и женщиной назвать он её всё же ещё не мог, неужели она станет матерью моего ребёнка.

Подумать только ещё совсем недавно я протирал штаны в своей небольшой фирме и даже думать не мог, что через год буду жить с Лолой. Прямо какой-то фантастический сон.

Но это был не сон.

Джон не оставил своих настойчивых попыток научить Лолу разговаривать. Теперь он применил другой способ обучения. Брал в руки ветку клал её перед Лолой и говорил ветка, отрывал у неё листок и говорил листок. В глазах у Лолы пробегали какие-то огоньки, она задумчиво смотрела на Джона и тёрла лапой свой высокий, совсем не обезьяний лоб. Ведь она понимает меня понимает почти с ужасом думал Джон.

Но огоньки пробегали и тут же гасли. А Лола лишь беспомощно произносила У и Ням-Ням-Ням.

Когда уж становилось совсем невыносимо Джон брал в руки Будду- так назвал он золотой самородок и подолгу рассматривал его.

Ты у меня единственная ниточка говорил он нежно поглаживая его, которая связывает меня с тем миром, который так неожиданно покинул я.

Лола по своему совсем не по обезьяньи реагировала на золотого Будду. И-и как то неприятно кричала она и скалила зубы когда Джон доставал самородок. Ревнуешь- печально усмехался Джон. И ничего то ты не понимаешь Лола. Кроме него у меня больше ничего нет понимаешь ничего. И-и продолжала неприятно кричать Лола и скалить зубы. А может быть Боб вернётся грустно размышлял Джон. Ведь он обещал вернутся, а Боб жадный очень жадный.

Как то утром, когда жаркое африканское солнце только начинало свой поход по небу, его разбудил страшный грохот. Неужели Боб вернулся недоумевал Джон, но зачем он производит такой шум.

Мог бы и потише и встревоженный Джон вылез из хижины.

Но шум производил отнюдь не Боб. Какой-то большой волосатый самец, его Джон никогда не видел среди многочисленной родни вожака хватал пустые пластиковые канистры, которые в последний момент выкинул Боб и кидал их от этого они производили ужасный грохот.

Его волосатые сородичи, спрятавшись за ближайшие кусты с тревогой и недоумением следили за ним.

У-у попробовал урезонить его какой то самец из многочисленной родни вожака и выскочил на поляну.

А-а дико и пронзительно оскалив зубы завизжал тот и что есть силы запустил канистру в своего улепетывающего сородича. Она попала ему в спину. О-о испуганно и удивленно воскликнул он и побежал ещё быстрее.

Но этим самец не ограничился. Взобравшись на гору пластиковых канистр он взяв в одну руку канистру стал колотить ей по всем остальным. Грохот и шум стоял неимоверный. Джон как то был на концерте где давали тяжёлый рок, после этого у него довольно долго болела голова, сейчас она заболела тоже.

Испуганные сородичи пытались успокоить взбесившегося самца. По очереди они приближались к нему.

У-у кричали они и показывали лапой на пластиковые канистры.

А-а дико кричал самец и кидал в них канистры.

Вожак стада не вмешивался в этот переполох. С кривой ухмылкой на своём волосатом лице он следил за всеми этими событиями.

А события эти развивались отнюдь не в его пользу.

В конце концов устав от всего этого шума и грохота члены стада стали по очереди приближаться к разбушевавшемуся самцу.

О ! Говорили они и гладили ему спину и руки. Разбушевавшейся самец снисходительно глядя на своих сородичей как должное принимал эти знаки покорности и уважения

Глазами полными затаённой злобы глядел на эту сцену вожак стада.

Ну всё концерт закончен подумал Джон зрители могут расходиться по домам.

Но он ошибся.

В обед, когда жаркое всё испепеляющее солнце загнало всех членов стада в спасительную тень,

разбушевавшийся самец снова стал кидаться пластиковыми канистрами, и кидался он не в кого нибудь а в родного брата вожака, в то время, когда одна из его самок искала в его густой шерсти блох.

Одна из канистр угодила самке в бок.

И-а пронзительно закричала она и оскалила зубы.

Другая попала брату вожака в живот.