Рафаэль Лафферти - Маленький к.

— Да я же показывал тебе сотню раз, а ты все ждешь чего-то иного, — удивлялся коротышка. — Ты просто берешь старый тощий бумажник, который знавал когда-то лучшие времена, и возвращаешь его в то прежнее состояние, а деньги забираешь. Потом можешь повторить все снова. Только зачем тебе деньги?

— Ну, скажем, у меня такое хобби — собирать деньги.

— Это я понять могу. Положим, мы могли бы иметь купюры в 5, 10, 50 долларов, но зачем нам множество их близнецов? Нет, Карло, в тебе нет истинной страсти коллекционера.

— Страсть-то во мне есть, кролик. Только мне она не помогает повторить твои фокусы…

— Знаешь, Карло, боюсь, единственная причина в том, что ты слишком глуп, хотя мне очень больно говорить это об одном из нас.

Озарение пришло к Замбези-Картеллу, когда он увидел очередной трюк клоуна со старой шляпой. Это случилось на распродаже, на которую коротышка заглянул из любопытства, — он был фантастически любопытен.

— О, что за фея, должно быть, носила ее, — воскликнул он. — Что за фея!

Пока маленький к. держал шляпку в руках, появилась сначала очаровательная головка, такая, что ее вполне можно было сравнить с головкой феи. Наконец, дорисовалось и все остальное, принадлежащее молодой леди. Куртуаз очень нежно поцеловал ее и прижал к своей груди — ведь для него «подумать» означало «сделать».

— В общем, я не против, но вы испугали меня. Кто вы? И кто я? И каким образом, о проклятье, я очутилась здесь? — запищала девица.

— Вы — фея, — ответил купидон. — И, будучи таковой, имеете право появляться в любом месте. У меня была ваша шляпка, и что же удивительного в том, что я вызвал вас дополнить ее?

— Я только иногда фея, в остальное время я, кажется, домохозяйка. Боже мой, плита! Как мне попасть обратно?!

— Вы уже там… — печально сказал кифарист. И так оно и было. Во всяком случае, девицы не стало.

Вот это и оказалось предвестием беды — не для к. и не для молодой феи. Это было началом больших неприятностей для Карла «Великого Замбези» Картелла.

Картелл знал теперь, что и как получается у коротышки. Да и трудно представить себе, чтобы кто-нибудь мог демонстрировать так часто свой трюк без опаски, что такой ловкий малый, как Картелл, рано или поздно не выучит его. Беда в том, что, выучившись, он не смог остановиться.

В глубине души Картелл был неплохим человеком, но на поверхности он оказался человеком скверным. Естественное качество, скажем так, здоровой бережливости чудовищно разрослось в нем. Его индюшачья надменность стала непереносимой, скаредность завладела им целиком — вместе со злобой и мстительностью. Теперь у Картелла был ключ к богатству, причем такой, что открывал двери перед ним, одновременно захлопывая их перед другими.

Для начала он задумал взять в свои руки шоу. Для этого ему надо было разорить Финнерти, владельца и управляющего, и вывести его из игры. Бизнес в это время шел хорошо, и Финнерти каждый вечер снимал полную кассу. Но ведь известно, что прежде чем вещи стать полной, она бывает полна наполовину, а еще раньше — лишь на четверть. И вот каждую ночь, перед тем как Финнерти отправлялся считать выручку, Замбези-Картелл проделывал свой трюк с кассой, опустошая ее на три четверти. Остатка не хватало даже на покрытие издержек.

Финнерти никогда не отличался особой бережливостью и часто балансировал на краю банкротства. Так что теперь он разорился в две недели. Он продал свое шоу Картеллу за 10 тысяч долларов. Получив условленную сумму и идя вечером домой из цирка, который больше не принадлежал ему, он хотя бы ощущал приятную тяжесть в кармане. Но вы недооцениваете Картелла, если полагаете, что он мог ограничиться достигнутым. Конечно, он опустошил бумажник Финнерти, вернув его (бумажник) в состояние получасовой давности. Почувствовав некоторую легкость, Финнерти понял, что произошло, но и не подумал возвращаться.

— Хорошо еще, что мне оставили штаны, — сказал он, — если, конечно, оставили — боюсь смотреть вниз.

Плохие времена настали для счастливого семейства, которым было когда-то шоу. Вероника чувствовала себя оскорбленной и имела на то причины. Три сестры Лемон тряслись от придирчивости нового хозяина. Примерно то же самое происходило и с певцом Каруччи, и с капитаном Картером, и даже с его медведями. И к., коротышка, который стал нечаянной причиной всего несчастья, пытался держаться в стороне от буйствующего Картелла.

Замбези-Картелл стал жаден до безумия. Он не упускал любой возможности использовать свой трюк, он просто грабил всех и вся.

— Он же в глубине души совсем не такой, — стонала Вероника, — правда же, нет!

— Да, в глубине он прекрасный человек, — отвечал к. — Кто может знать это лучше меня?

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Вероника.

— То же, что и ты. Картелл плохой только на поверхности, внутри он отличный парень.

Ну, возможно, где-то там так оно и было, но на поверхности Замбези-Картелл просто зверел на глазах. Он унижал, он оскорблял, он внушал страх. В нем росла ненависть, в труппе — отчаяние. Вдруг Картелл стал сторонником жесткой дисциплины, а поскольку привязывался ко всякому пустяку, то превратился буквально в кровопийцу.

Но выглядеть он пытался солидно, приобрел страховку, перешел на дорогие сигары, честное виски предал ради вероломного мартини. И смеяться он стал как-то не по-человечески — то хихикал, то ржал, как лошадь.

— О-о, коростель, — мучилась Вероника, — мы должны сделать что-нибудь, чтобы спасти его от его самого! Мы не можем бросить его, мы всем связаны с ним…

— Кому, как не мне, знать это? — отвечал король клоунов печально.

Вскоре Картелл вообще стал пить только чай, есть только вегетарианские завтраки, сменил лосьон "Тумбо" на бриллиантин, стал читать В.Липмана, говорить только высоким слогом, обсчитывать актеров при выдаче зарплаты, а из бывших болельщиков благородной «Национальной Лиги» переметнулся к жалким «Американо». Конечно, раз поддавшись такой порче, человек не может остановиться, а у Картелла, как вы поняли, была «зеленая болезнь» — патологическая любовь к деньгам.

Он выбивал их сначала всеми честными и нечестными способами, потом только нечестными. Некоторые думали, что он дьявол.

— Но внутри же он совсем не такой плохой! — настаивала Вероника.

— Кто знает это лучше, чем я? — соглашался клоун.

Великий Каньон в своем начале выглядит как дыра в собачьей будке. Так же и падение Картелла началось с ерунды, с десятицентовика, из-за которого рухнуло все здание — и его богатство, настоящее и будущее, и его репутация — то, что многие принимают за счастье.

Все началось с драки Картелла со слепым торговцем газет из-за монеты. А закончилось тем, что Картелл сел в тюрьму, всеми проклятый, оплеванный и упавший духом. Десятицентовик, который Картелл стянул у слепого, был отнюдь не единственным обвинением. Он был уличен во многих случаях воровства, мелких и крупных карманных кражах «с помощью неустановленного приспособления», в десятках случаев мошенничества с зарплатой, в подделке чеков, владении ворованным имуществом и еще Бог знает в чем.